|
Вы видите, как она сожалеет о своем пагубном пристрастии. Она прекрасно понимает, что могла бы быть счастлива в семейной жизни, но приносит, вместо этого, в семью нищету и отчаяние: муж ее не в состоянии один справиться с домашними расходами, умножаемыми ее эксцессами. Она хорошо описывает продромы, предшествующие тяге к алкоголю, и бесполезность борьбы с ней. Уже много раз, предчувствуя приближение приступа, она выходила на улицу с сыном, надеясь в его присутствии почерпнуть силы для сопротивления болезни, но все впустую: она не может запретить себе войти, с сыном вместе, в торгующую вином лавку. Ее уже неоднократно посещали мысли о самоубийстве, она была намерена броситься в Сену и даже пила для храбрости, чтобы сделать это, но выпитая водка, напротив, отнимала у нее всякую энергию и решимость. Вместо того, чтобы ограничиться малым количеством спиртного, которое дает ей известное возбуждение, она вновь напивалась до тяжелого опьянения и полнейшего бесчувствия. У всех дипсоманов тяга к алкоголю предваряется сходными продромами и проявляется каждый раз одним и тем же образом — с тем различием между больными, что в зависимости от образования и уровня интеллекта, окружающие замечают их приступ в разные после его начала сроки: некоторые из больных обнаруживают удивительную изобретательность. в сокрытии своего недуга. Борьба, которую ведут эти несчастные, прежде чем уступить влечению, показывает со всей ясностью, насколько они отличны от обычных пьяниц. Последние постоянно ищут возможности выпить — дипсоман, напротив, начинает с того, что пытается избежать запоя, упрекает себя, говорит себе вслух, какие муки ждут его, если он сорвется, ищет тысячи способов отвратить себя от алкоголя, смешивает спиртное с отвратительными добавками, делающими его не пригодным к употреблению: в надежде, что это поможет ему устоять перед роковым соблазном; обычный пьяница ничего подобного никогда не делает. Trelat сообщает одно интересное в этом отношении наблюдение (Trelat, loc. cit.). «Мадам N… отличалась серьезностью и положительностью характера, но в течение жизни несколько предпринятых ею торговых дел неизменно кончались крахом — всякий раз по одной и той же причине: обычно экономная, умеренная в расходах, она время от времени подвергалась неудержимым приступам мономании пьянства, заставлявшей ее забывать все прочее: ее интересы, обязанности, семью — ив конце концов ее разорившей. Нельзя было не испытывать к ней глубокого сострадания, когда она рассказывала о своих усилиях, направленных на освобождение от губительного пристрастия. Когда она чувствовала, что приближается приступ, то добавляла в вино, которое обычно пила, все, что более всего могло внушить ей омерзение. Она доходила до того, что бросала в вино экскременты и осыпала себя при этом оскорблениями, говоря: «Пей, несчастная, пей, пьяница, грязная баба, которая забывает свои обязанности и позорит свое семейство!» Страсть, болезнь всегда были, однако, сильней, чем эти укоры и отвращение, которое она пыталась в себе вызвать.» — 61 —
|