Переведенная в Сальпетриер, она пробыла там до середины января 1886г. Сведения о ее состоянии в то время очень скудные. Муж потерял ее след, так как она находилась там под чужой фамилией. Известно, что она оставалась постоянно возбуждена: настолько, что надевали смирительную рубашку — называла себя Президентшей, уверяла, что сказочно богата. Возбуждение ее оборвалось так же резко, как и началось — она вскорости была выписана. Когда ей напоминали теперь ее недавние речи, она называла их абсурдом. Ответы ее на этот счет не оставляют сомнений в том, что бред питался у нее активным галлюцинированием: «Мне говорили, а я слушала и верила». С января по октябрь 1886г она хорошо себя чувствовала, успешно работала, хотя и сохраняла свойственные ей и прежде высокомерие и нескромность в отношениях с окружающими. Она опять начала читать запоем и приходить во время чтения романов в состояние экзальтации. 24 октября у нее вновь внезапно развился бред — речедвигательное возбуждение при этом поначалу отсутствовало. Она говорила, что не будет три дня есть, чтоб умереть таким образом; затем постепенно и исподволь наросла скачка идей — с пением, декламацией и т. д. Состояние было очень изменчиво: она то пела, то рыдала — все без видимой связи и переходов от одного к другому. Мужу она говорила: «Слушай, это не твоя вина, но я сейчас сойду с ума», и тут Же начинала плясать, искать ссоры с ним, пыталась его ударить; ее невозможно было удалить с балкона, где она до двух часов ночи распевала песни. На следующий день она была возбуждена в еще большей мере, пела, била ногой о пол, совершала другие бессмысленные действия, убежала из дома. Ее задержали на улице, когда она начала плясать перед церковью Св. Амвросия. Она поступает в приемный покой больницы в состоянии тяжелого маниакального приступа — точно такого же, как в первое помещение сюда: кричит, поет, принимает угрожающие позы, безусловно галлюцинирует, произносит Отдельные бессвязные фразы, поет без конца одну и ту же песню, раскачивается из стороны в сторону. В речи ее слышны отголоски прочитанных романов, она говорит о дворце Тиволи, о поклонниках, о Маргарите Бургундской, о Буридане, сопровождая все это обнаженно-эротическими комментариями. С момента ее поступления состояние ее почти не изменилось — к эротической теме лишь присоединились идеи величия. Она продолжает живо галлюцинировать и часто бывает агрессивна, пытается ударить того, кто стоит рядом, иногда говорит, что ее хотят отравить. Высказывания ее по-прежнему непоследовательны, выражена скачка идей, они лишены понятной связи между собою. — 251 —
|