Современные течения в психиатрии

В последнее время очень часто и, быть может, даже слишком часто говорилось о том, что психотерапия не наука, а искусство, которому нельзя ни обучить, ни научиться. Правильно, конечно, что не может с успехом психически воздействовать на других людей тот, кто не в состоянии противопоставить им авторитет своей личности, точно также как ни один врач не может с пользой непосредственно перенять приемы какого-нибудь другого врача. Это не значит, однако, что психическое лечение не требует основательных знаний. Врач, не знающий того, что хотя и возможно воздействовать на циклотимического больного при некоторых расстройствах в отношении телесной и успокоить его ободрением, но что невозможно никоим образом хотя бы на полчаса сократить депрессию, или врач, не умеющий распознать начинающуюся шизофрению или же воображающий, что он может задержать или предупредить ее путем воздействия на психику больного, — такие врачи, конечно, не добьются психотерапевтических результатов.

Но и в рамках психически ненормальных конституций необходимо дифференцировать. Ясно, что нельзя подойти с одинаковым методом, с одной стороны, к возбужденному больному, полипрагматику, который своим беспокойством приводит в отчаяние и самого себя и всех окружающих и одновременно берется за двадцать дел, с другой — к нежному, расслабленному, быстро утомляющемуся, слабовольному и беспокойному психопату с навязчивым состоянием. И это приходится сейчас особенно подчеркнуть, ибо существуют психотерапевты, говорящие о «нервном человеке» и сводящие все душевные страдания к однородной формуле. Такой «нервный человек» мне незнаком. Я знаю лишь бесконечное количество вариаций психопатии, вариаций, которые, помимо всего, связаны со здоровым состоянием плавными переходами. Из практических соображений мы принуждены, конечно, произвольно отметить грани в этом текучем явлении. Но мы не должны при этом успокаивать себя мыслью, будто таким образом каждый больной получает свою определенную этикетку. Приведу пример: старые клиницисты чувствовали достаточное удовлетворение, если какой-либо симптом удавалось объяснить как истерический. Время это давно прошло; но прошло и то время, когда можно удовлетвориться констатированием врожденной и, быть может, обостренной воспитанием истерической конституции. Ныне мы считаем необходимым выяснить, почему у больного проявились эти симптомы именно теперь, а не раньше, и почему именно эти симптомы, а не какие-либо другие. Ибо мы лишь в том случае в состоянии помочь больному, когда мы полностью вскроем и душевные причины имеющегося в данный момент расстройства, и еще более глубокие причины его склонности вообще реагировать на жизненные раздражения иначе, чем это делают другие.