|
Когда я стал постарше, я очень плохо переносил ходьбу по дому босиком. Мне было неудобно, я боялся встать и стоять на месте, если я был без обуви. Мои ноги были очень чувствительными. Поэтому, когда мне приходилось быть босиком, я поджимал пальцы, чтобы ощупывать ими ковер. Сколько бы раз я ни проверял коврик на ощупь, я все равно продолжал это делать, т.к. мне это требовалось для сохранения чувства безопасности, а также для того, чтобы снова и снова убеждаться в том, что коврик все тот же. Шон Бэррон, 1992 Одним из моих любимых предметов была цепочка, мне нравилась текстура цепочки. Каждое звено было похоже на другое, и даже на ощупь все звенья были одинаковы. Т.к. цепочка на нашем гараже была высоко и мне недоступна, она вызывала во мне сильное любопытство: мне хотелось потрогать ее, но вместо этого мне приходилось брать палку. Поскольку я не мог руками дотянуться до цепочки, с помощью папки я ее раскачивал. Мне очень нравились повторяющиеся колебания цепочки — мне хотелось смотреть на них с разной высоты и под разным углом. Чем дольше я следил за колебаниями цепочки, тем сильнее меня охватывало оцепенение, и я уже ничего не хотел, а только смотреть и смотреть на эти колебания. Именно это мне нравилось. Это было мое обычное занятие. Моя мать пыталась отвлекать меня, но никогда не запрещала и не останавливала меня. Шон Бэррон, 1992 Я любила собирать пробки от тюбиков «Смартис». Они были оранжевыми, зелеными, синими, красными и желтыми и на них была какая-нибудь буква. V меня было много оранжевых пробок и несколько синих, но у меня не было всех букв алфавита. Однажды был неприятный инцидент: когда я был в кондитерской, я хотел открыть все тюбики «Смартис», чтобы увидеть, какие буквы там, внутри пробок, люди в кондитерской почему-то рассердились. Тереза Жолифф и др., 1992 Я очень любил заглядывать в окна машин и смотреть на спидометр; на самом деле меня интересовала стрелка. Я старался как можно лучше рассмотреть стрелку — это доставляло мне большую радость. Однажды я вышел на дорогу. В глубине души я чувствовал, что машина приближается, но это не означало для меня опасности. Моя идея-фикс была слишком сильной, я чувствовал себя неуязвимым. Я должен был увидеть спидометр! Человек, сидевший за рулем, остановился, забрал меня в машину и отвез домой. Я не мог понять, в чем я виноват, почему он так рассердился на меня; ведь я только хотел заглянуть в машину. Он напугал меня. Потом и мама рассердилась на меня, и я понял, что просто за то, что мне нравится смотреть на спидометр, меня могут наказать. Мне стало ясно, что чем бы я ни занялся, — любое мое любимое занятие — неправильное, нехорошее: особенно в этом случае, когда на меня рассердился совершенно чужой мне человек. Я никак не мог понять, почему заглянуть в чью-то машину означает для других людей что-то ужасное. — 138 —
|