|
Мне кажется: ты, весь твой двор, принцесса Одарены всесильностью небес. Ведь я на шею броситься готов К последнему из слуг твоей конюшни С одной мольбой: спаси меня, спаси! Отчаяние полностью лишает принца чувства собственного достоинства. Когда курфюрстина пытается его образумить, единственным ответом ей служит новый взрыв отчаяния (с. 401): Принц: Но божий мир, родная, так хорош! Не приобщай меня до срока в мыслях К семье страшилищ черных под землей! Он должен наказать меня? Есть кары, К чему же обязательно расстрел? Он может отрешить меня от званья, Понизить в чине, раз таков закон — Разжаловать, уволить. Боже праведный! С тех пор как я увидел близко гроб, Что ждет меня, я жить хочу, и только, А с честью, нет ли — больше не вопрос. Однако когда курфюрст, пораженный поведением принца, призывает его самого стать судьей в этом конфликте, принять верное решение, с которым курфюрст непременно посчитается, то к принцу возвращается и гордость, и отвага, впрочем, не без экзальтированного преувеличения. Принц готов встретить смерть, но это решение не свидетельствует о большой силе воли, которая подчиняет себе чувства человека, напротив: именно чувства помогают ему принять новое решение. Принца теперь воодушевляет уже величие результата его казни (с. 430): Принц: Мое решенье непреклонно. Я желаю Увековечить смертью тот святой Закон войны, который я нарушил Перед лицом солдат. Друзья мои, Что значит скромный выигрыш сраженья Пред одоленьем страшного врага: Пред торжеством над спесью и упрямством, Которые я завтра поборю? Это воодушевление, смешавшееся с горечью, принц ощущает даже и тогда, когда его ведут с закрытыми глазами и он абсолютно уверен, что его ведут на казнь (с. 434): Принц: Теперь, бессмертье, ты в моих руках И, сквозь повязку на глаза, сверкаешь Снопом из многих тысяч жарких солнц. На крыльях за обоими плечами, За взмахом взмах, пространствами плыву. И как из кругозора корабля Под вздохом ветра исчезает гавань, Так постепенно вдаль уходит жизнь. Вот все еще я различаю краски, Но вот их нет, и вот сплошной туман. Вполне соответствует такой эмоциональной сверхвозбудимости тот факт, что узнав о помиловании, принц падает в обморок. В этом произведении Клейст чрезвычайно выразительно показал, что собой представляет экзальтированная личность. Сначала принц абсолютно уверен в отмене вынесенного ему смертного приговора, в помиловании. Осознав, что смерть совсем близко, он впадает в бурное отчаяние. Следует заметить, что не обладай принц сверхмощной эмоциональной возбудимостью, он в эти моменты скорее всего не потерял бы чувства собственного достоинства. Под конец мы снова сталкиваемся с его способностью к воодушевлению. При любом повороте ситуации принц не воспринял бы свой предстоящий расстрел так радостно, даже с экстазом, если бы его реакции не определялись все той же резкой эмоциональной возбудимостью, которая в данный момент представляет его воображению желанным то, что еще недавно приводило его в ужас. Характерна и быстрая смена эмоций. Следует учитывать также элемент поэтического преувеличения. Ведь описываемую степень экзальтации мы наблюдаем только у тревожно-экстатических душевнобольных. Нередко в подобных ситуациях они готовы к любому, самому тяжелому покаянию, готовы и пожертвовать жизнью ради другого человека. — 318 —
|