|
— Этот звон тебе ни о чем не говорит, а? У меня такое ощущение, будто я должна вспомнить что-то давно забытое. Только что она назвала мне свое имя. Ее зовут Фуини. Фуини наконец отводит взгляд от города на горизонте и спрашивает, нет ли чего пожевать. У меня еще остался пирог с сыром, который дала мне мать перед отъездом. — Вот, если хочешь… вроде еще ничего. Фуини уписывает пирог так, что за ушами трещит. Я тоже отламываю кусочек — жуткая гадость! Нет, не потому, что мама не умеет готовить, просто она почему-то считает, что на морском воздухе сладкое пойдет лучше. Фуини вытерла рот, и ветер тотчас же унес салфетку. — Мне это напоминает школу. Только школу… — Разве в твоей деревне в полдень не звонили в колокол? — Видишь ли, я уехал оттуда, как только окончил школу… Да, может быть… но все-таки это напоминает мне именно школу. У меня было много друзей… как подумаю о них — потом весь день сам не свой. — А рисовал, когда был маленький? А я и забыл уже. Ведь сюда-то я приехал именно за этим — вон холст натянул… Солнце уже достигло наивысшей точки на небе. Цвет песка приобретает неестественный оранжевый оттенок. — Ты, наверно, хорошо рисовал. — Ничего не могу сказать… Да и теперь даже не знаю, чего сам стою. — А меня нарисовать смог бы? — Прямо сейчас? Жарко… — Это точно. — Да и к тому же слишком много света — у меня глаза заболят. — Но ведь ты сюда пришел рисовать? — С утра тут было совсем другое дело. — А когда будет попрохладнее? — Ну, если тебе так хочется… кстати, возьми еще пирога. Я сладкий не люблю. Она бормочет что-то вроде того, что уже сыта, и отламывает половину пирога. Потом, облизывая липкие от сахара пальцы, произносит: — А твоя мама отлично готовит! На ее губах белеют крошки. Мне хочется пригласить ее в ресторан. Но для начала она берет у меня полотенце и еще раз тщательно вытирается. — В рестора-ан? Ты думаешь, туда пускают в майках? — Ты уже сколько здесь? — Со вчерашнего вечера. А ты? — А я со вчерашнего утра. Наверняка ты видела меня… хотя вряд ли узнала на пляже. Как и предполагалось, из ресторана нас в два счета выставил швейцар в галстуке-бабочке. Тем не менее в глубине зала я разглядел даму, все платье которой состояло из куска материи, обернутой вокруг ее груди. Но привратник не внял моим возражениям, а по поводу платья заметил, что это самый что ни на есть шикарный наряд. Тем более, продолжал он, в ресторан все равно нельзя входить с мокрыми волосами и желательно хотя бы надеть рубашку. — 21 —
|