– Я вам рассказывал, что происходит, сэр. – Да-да, но вы мне всей истории не рассказали. Я хочу знать, что действительно у ребят на уме. – Да, сэр. – Вы не удивитесь, – Краббе заговорщицки подался вперед, – не удивитесь, что я сам в политике, так сказать, радикал? – Нет, сэр. Вы в классе говорите о свободе Малайи. – А, – сказал Краббе. – Как нам добиться свободы Малайи? – Через представительство, сэр. Через свободные выборы и партийную систему. – С какими партиями? – С партиями, которые представляют народ, сэр. – Малайская коммунистическая партия представляет народ? – Конечно нет, сэр. Она представляет Москву и красный Китай. – Как вы относитесь к красному Китаю? – Я малаец, сэр. Я здесь родился. – Сказать вам конфиденциально, что я думаю? Я думаю, что в свободной стране должно быть место всем оттенкам политических мнений, всем политическим убеждениям. Запрет принадлежности к какой-либо конкретной партии не кажется мне совместимым со столь желанным принципом свободы. – По-вашему, сэр, чрезвычайное положение должно быть отменено? – Я… – Краббе смотрел в бесстрастные глаза близко поставленные, скошенные, как бы в вечной насмешливой маске. – Я хочу знать ваше мнение. – Его нельзя отменить, сэр. Коммунисты пытают и убивают невинных. Они препятствуют всем нашим планам социального и экономического развития. Это зло, сэр. Оно должно быть уничтожено. – Будь у вас шанс, вы сами пожелали бы их уничтожить? – Да, сэр. – Вы китаец. Подумайте. Если бы ваш отец, брат, сестра прятались в джунглях, пытали и убивали, как вы говорите, невинных, захотели бы вы помочь уничтожению собственных родных и близких? – Собственных… – Родных и близких. Своей плоти и крови. – О да, сэр. – Вы убили бы, скажем, сестру? – О да, сэр. – Спасибо. Это все, что мне хотелось узнать. Шу Хунь встал, озадаченный. – Мне теперь можно идти, сэр? – Да. Можете теперь идти. Добился ли он в самом деле чего-то от парня? Подростки подхватывают модные услышанные или прочитанные словечки, говорят грубо, черство. В любом случае, если Шу Хунь руководит коммунистической группой, большое ли это имеет значение? Доктринерская болтовня, половозрелая суета. Могут они сделать что-то существенное? Краббе вдруг увидел себя маленьким сенатором, охотником на ведьм, выискивающим грабителей под кроватью, подслушивающим в замочную скважину, устанавливающим записывающие устройства. Может, пусть лучше мальчики допоздна Маркса читают, чем упиваются киномифами или тяжело дышат над комиксами? Краббе смутно стыдился себя, но все равно беспокоился. — 60 —
|