Вот увидишь

Я обернулся: мы уже давно обогнали Хамиду. Парень оставил мопед за калиткой, возле окружающей участок с четырьмя хижинами и общим двором плетеной изгороди.

Две женщины поочередно толкли что-то в одной ступе, третья, с ребенком на спине, толкла одна. Разинув рты, на меня смотрели голые маленькие, но уже самостоятельные дети. По двору с кудахтаньем бродили длинноногие куры.

Парень сделал мне знак подождать и направился к одной из хижин; на пороге, прежде чем войти, он разулся. Спустя несколько секунд он появился в сопровождении немолодого мужчины, одетого в похожую на тунику длинную широкую рубаху. Тот сразу подал мне руку.

— Биала. — Открыв рот, он продемонстрировал единственный зуб.

— Здравствуйте, — тупо ответил я, ухватившись за протянутую руку.

Тут старик пустился в монолог, из которого я не уловил ни единого слова. Поэтому с застывшей улыбкой лишь кивал.

Тем временем, чтобы посмотреть на меня, чужака в их деревне, да еще такого странно белокожего, во дворе собралось с десяток местных жителей, взрослых и детей.

Старик подвел меня к хижине, перед которой женщины только что раскатали большую нейлоновую циновку ярких цветов, и под любопытными взглядами односельчан, старательно не наступавших ногами на циновку, пригласил сесть рядом с ним.

Какая-то женщина принесла чайник из жаропрочного пластика и склонилась надо мной.

— Это чтобы вы вымыли руки, — подсказал мне запыхавшийся Хамиду, усаживаясь на циновку.

Он часто дышал, так как ему пришлось очень быстро крутить педали.

— Биала, биала.

Я вытянул руки, чтобы вода не попала на циновку; женщина полила.

Мне нравился этот особенный звук воды, тонкой струйкой льющейся на песок. От нее на поверхности делались крошечные влажные и мутные шарики, почти сразу высыхающие под воздействием скопленного за день в почве тепла.

Ярко розовело небо, я кожей ощущал теплый воздух.

— Что мы все-таки здесь делаем? — наконец спросил я Хамиду, который встряхивал пальцами, чтобы высушить их после мытья.

Руки у нас уже были чистыми, и девушка поставила на циновку калебас и три пластиковых стаканчика.

— Сорговая водка, — пояснил Хамиду, не ответив на мой вопрос. — Они приветствуют нас в своей деревне. Нужно выпить. Это очень вкусно, вот увидите.

У меня было ощущение, будто я играю сцену, в которой приглашенный в шалаш воинственного вождя арумбайи Тэнтэн[48] вынужден, чтобы не оскорбить хозяина, отведать чересчур пряного мяса. К черту кишечные заболевания, гепатит и другие предостережения туристических путеводителей! Я зачерпнул стаканчиком из калебаса и выпил. Пойло напоминало сладковатый ил.