|
Ее задача была предельно проста – диагностировать психическое расстройство пациентки. Что, учитывая ее биографию, сделать было совсем не сложно. Дав тем самым необходимое время лицам, заинтересованным в Олиной судьбе. Вернее, ее карьере. А это практически одно и то же. И все было бы нормально. Даже эта путаница с девочками, произошедшая по вине нерадивого водителя… Все бы утряслось и стало на свои места… Вот только этот портрет, не сходящий с экранов телевизора, – лицо Вовчика. Они разговаривали, смеялись, обменивались впечатлениями. Они дружили. Так какой же она профессионал, если не смогла рассмотреть в нем – а они же были! Не могли не быть! – признаки психически больного человека. Его вспыльчивость. Его властность. Или даже эта страсть жениться на молоденьких моделях. Его склонность к виски по вечерам – конечно же это компенсаторная стратегия. А этот обязательный теннис, страх потерять физическую форму – типичная дисмарфофобия вкупе с геронтофобией – боязнью старения. А эта его работа двадцать четыре часа в сутки, хотя он давно уже мог себе позволить уйти на заслуженную и очень обеспеченную пенсию, – яркий пример пениафобии: страха обнищания. Как же могла она этого всего не замечать в нем? И считать его нормальным, с типичными для современного члена общества недостатками человеком? Надо позвонить его бедной жене. Она, естественно, нуждается в помощи. Ангелина Петровна вспомнила их малазийскую домработницу, которую она вылечила за три дня. А оказывается, не она была самая сумасшедшая в их доме. Позвонил Аркаша. – Ты не звонила мне уже два часа, – сказал он обиженно. – Ты видел телевизор? – Ты про Вовчика? Мне никогда не нравились твои друзья. Хотя, честно говоря, я не мог в себя прийти несколько минут. – Тебе не нравились мои друзья? Что‑то я раньше этого не замечала! – Бот как? Ты просто была ненаблюдательна. – А мне так не кажется. Особенно если вспомнить твои бесконечные просьбы достать тебе приглашения на светские рауты!.. – Как ты это называешь? Светскими раутами? А я это называю сборищем снобов и психопатов. – Интересно, к кому же ты относишь меня: к снобу или к психопату? – Перестань. Я не хочу ссориться. У меня и так плохое настроение. Я был в салоне, мне сказали, что я начал лысеть. Ты будешь любить меня лысым? – У тебя типичная педалофобия. Мне жалко, что я не военный – у них там тоже очень много красивых слов. Например, дислокация. Или вот еще… – Мне тоже жалко. – Что ты имеешь в виду? – Ничего. – Тебе жалко, что я не военный? Или что я не сноб‑шизофреник с кучей денег из твоего обожаемого окружения? — 93 —
|