|
– А моя мама? – спросила Маруся. – У меня есть мама? – Конечно… Как только мы выработаем легенду и весь механизм запустится, ты сразу же с ней увидишься… – Я… Сколько лет я там была? – Восемь. Ты прекрасно знаешь сама. – И… Я убежала? – Да. Ты была в ужасном состоянии. Крайнее физическое истощение. Острый чувственный бред… – Но я была жива… – А мы тебя подлечили. – И моя мама до сих пор… «Какую‑то Олю похитили восемь лет назад. И у нее есть мама. Бедная мама, которая жила с этим все эти ужасные восемь лет. Может быть, уже не надеялась? Надеялась, наверняка надеялась. Но я‑то не Оля…» – Не говорите ей, – попросила Маруся. – Хорошо. Пока не будем. Ты отдыхай. Я еще зайду к тебе, и мы продолжим. – Он посмотрел на часы. – У тебя сейчас, по‑моему, массаж? Маруся кивнула. Каково это – быть мамой, дочку которой похитили? И, судя по всему, изнасиловали еще маленькой? И морили голодом? И свели с ума? Так говорила Марусина Первая Великая Любовь – «Ты сводишь меня с ума!». А Марусина мать кричала: «Ты сведешь меня в могилу!» Что думает обо мне мать? Что я загуляла где‑то? Или волнуется? Пьет свое снотворное и не разговаривает с отцом. С подлым подставным отцом. Она всегда с ним не разговаривает, когда поссорится с Марусей. Она тогда вообще ни с кем не разговаривает. Она еще кричит: «Вот когда у тебя будут свои дети, ты меня поймешь!» Когда у меня будут свои дети… Интересно, эта Оля в действительности существует? Осенний пейзаж состоит из мокрой травы и белого неба. Чем меньше всего находится между ними, тем гармоничней пейзаж. Только воздух должен быть таким плотным, словно в него можно окунуться. Как в море. Или как в туман. По одну сторону больничной дорожки туман был, а по другую – не было. Оля протягивала руку, и она растворялась. Потом доставала ее и ныряла в туман головой. Потом бросала в него шишки, а днем, когда туман рассеивался, находила это место по накиданным в одну кучу шишкам и удивлялась ясности и прозрачности воздуха. Когда туман рассеивался и трава высыхала, Оля засыпала заново. Ей нравилось спать на земле. Нравилось просыпаться и видеть верхушки сосен, упирающихся в небо. И слушать соловья. Наверное, соловья… И представлять себя диким животным, может быть, ланью. Которая живет в своем родном доме – лесу. И спокойна и счастлива. Оля не знала, почему именно ланью. Она даже не была уверена, что знает, как она выглядит – лань. Но ей казалось, что быть ланью – это так романтично… Она могла часами сидеть на скамейке и разглядывать больных, прогуливающихся по парку и разыскивающих в зарослях травы кустики земляники. Это у них Оля подсмотрела, как ее собирать. — 58 —
|