А когда девственницы все до единой распрощались со своей девственностБю, приглашенные повскакали с мест, закричали, загудели… Радомыслу был непонятен их восторг. Он вообще не понимал смысла этой церемонии. — Хорошее предзнаменование! — выкрикнул Цимисхий — и гул сразу стих. — Значит, сегодня у нас на пиру не только прольется кровь, ко и… Все опять завопила. Раскаты хохота наполнили шатер. — … кто-то лишится девственности! — закончил Цимисхий. Но тут же крикнул высокому: — Эй, когляди-ка, кто это там из них обманул нашу почтенную публику, кто позволил выдать себя не за ту, какая она на самом деле?! Белый взбежал наверх, стал медленно обходить каждую из девушек. А они так и сидели в неудобных позах, широко расставив ноги, упираясь руками в массивные бронзовые подсвечники, округлив глаза или же закрыв их, напуганные шумом собравшихся. — Двенадцать дев из разных концов света, из разных стран, — провозгласил высокий, помахивая клюкой — свято хранили свою девичью честь для нашего долгожданного празднества. И мы все можем подтвердить это, глядите! Двенадцать… нет, гости дорогие, не двенадцать! Нашлась одна, которая нас всех обманула, которая не соблюла себя! Кто же она?! — Кто-о-о?! — завопил в едином порыве весь сонм приглашенных. Высокий продолжил свой обход. — Дева из Галлии чиста, дева Персии чиста, варварка Британики не запятнала себя, запятнала лишь, ха-ха, свечку… — Он обшел всех, остановился у последней, строго уставился на нее. И все опять замерли. Цимисхий кивнул, махнул рукой. И высокий склонился над несчастной. Он приподнял ее за плечи. Выдернул из нее чистенькую, не окрасившуюся в красное свечечку, воздел ее над головой потряс. — Вот она! Вот обманщица и прелюбодейка, не дождавшаяся своего часа, спутавшаяся с сатаной и погрязшая в грехах, отказавшаяся принести свою девственность и чистоту империи, единственной стране, в коей Промысел Божий правит и помазаник Его. Кто же ты прелюбодейка, развратница, изменщица, потаскуха, грязная половая тряпка?! Отвечай! Девушка побледнела, выдавила почти беззвучно: — Я болгарка. — Кто?! — взревел высокий. — Болгарка! — выкрикнула девушка громче. Все закричали — негодующе, зло, словно это их лично обманули, обесчестили, будто им подсунули в брачную ночь потаскуху. И опять встал Цимисхий. — Болгария пала! — возвестил он. — Но она нам досталась обесчещенной и грязной. Возьмем ли мы ее такой?! — Не-ет! Смерть потаскухе! Всех убивать! Всех жечь! Истребить до седьмого колена!!! — завопили на все голоса собравшиеся. Пожалуй, лишь торговые гости и посланники помалкивали, у них свои расчеты были, свой этикет и свои понятия о чести. — 163 —
|