— Послушаем музыку? — Как хочешь, — неожиданно для себя сердито ответила я. Однако, начав напевать главную тему Линды Ронстадт из старого диснеевского фильма, я услышала, как он насвистывает соло тромбона оттуда же. Шоссе 246 было все окутано дымом и туманом, свет фар, летящий впереди, напоминал две длинные неоновые трубки, а на их дальних концах снимался мой, только мой фильм. На кухне сидел папа в пиджаке. На столе лежала мамина записка: Сегодня гуляем с Кэйити. Вернемся поздно. — На концерте была? — спросил папа, подперев щеку рукой. — Было весело? — Да как всегда. — С кем ходили? — С Юми. — На такие зрелища обычно с мальчиками ходят. — Он нас там ждал. — Понятно. — Он подвез меня. — У него машина? — БМВ. — Богатый, должно быть. Я снова сделала ему сэндвич. Перемудрила с тунцом, и хлеб лопнул, но папа, достав банку пива из холодильника и попросив меня положить побольше горчицы, с радостью съел его. Мне позвонила Юми и оглушила новостью, что он дал ей номер своего телефона. Я пожелала папе спокойной ночи, забралась в постель и расплакалась. Мама Юми ждала меня у ворот школы. Мы отправились в кафе. На ней был надет красный костюм, но волосы оставались неприбранными. Глаза закрывали солнечные очки. Она просыпала сахар и пролила молоко, извинилась перед официанткой и, вытащив из сумочки салфетки, вытерла столик сама. Затем сообщила мне, что Юми уже три дня не ночевала дома. Я соврала, что ничего не знаю, но мне стало грустно, когда я представила, как Юми сидит с ним в его доме, попивает винцо и смотрит красивые фильмы про комнаты и волны. Когда мы получали билеты, он пялился на теня! Наверное, счастье все же прячется где-то между мной и мамой. Мама копошилась с чем-то на кухне, папа с братом резались в «Метроида», когда он позвонил мне. — Извини, что так поздно. — Ты знаешь мой номер? — Я хочу встретиться. — Ночью не могу. — Давай завтра. Я подъеду к… «Фрут Пар-лор», где мы тогда сидели. — Что с Юми? — Она ушла домой. Он ждал меня все в том же серо-голубом блузоне, попивая дынный сок. У меня не оказалось времени переодеться, и я пришла в школьной форме. Увидев наше отражение в огромном зеркале «Фрут Парлор», я решила, что оно смотрится неестественно. — Хорошо выглядишь. — В смысле? — Твоя форма. — Спасибо. Но я особой радости не испытываю. — Почему? — Я кажусь уродиной. — Ничего подобного. Вчера после его звонка папа спросил, кто это был. Я замешкалась, а Кэйити, ехидно посмеиваясь, брякнул, что наверняка это мой любовник. Рассердившись, я вырубила его приставку. Мама наорала на меня, затем на папу, заявив, что мне уже семнадцать и пора бы прекратить задавать мне подобные вопросы. А папа в ответ кричал на маму, утверждая, что он никому не собирался мешать, просто спросил, кто звонил. Я вся в слезах убежала к себе, выключила свет и, лежа в темноте, продумала все вопросы, которые собиралась ему задать. Однако, увидев его лицо и вдохнув незнакомый сильный аромат его одеколона, я обрадовалась настолько, что забыла обо всем на свете. — 52 —
|