Чертово дерево

Первая сцена разыгрывалась в спальне моего дома. В одном углу мы поставили голубой шкафчик, в котором я обычно хранил свои игрушки, а в другом – детское кресло-качалку. Моей нянькой стала черная девушка. Она погладила меня по голове, расчесала мне волосы и сделал вид, что собирается стричь их. При этом она все время приговаривала: «Чего мне тут только не приходится делать! Просто не дом, а цирк какой-то!» Я долго смеялся, а затем она сказала: «Сейчас твой отец вернется!» Я испугался. Очевидно, это было заметно, потому что кто-то из группы выключил свет, чтобы помочь мне. Но и под прикрытием тьмы эмоции обуревали меня. Я решил, что нужно не поддаваться им, и вскоре овладел собой. После этого мне сразу стало легче.

Затем мы разыграли сцену, в которой мне сообщают, что мой отец умер. Я вспомнил, как, выходя из нашего летнего дома, я услышал за спиной телефонный звонок. Затем наружу вышла няня и сказала: «Джонатан, твой отец отправился на небо». Я побежал в комнату отца, уселся там в его рабочее кресло, открыл свою маленькую красную Библию с золотой тисненой надписью «Джонатан» и стал ее читать. В нашей инсценировке я заставил няню сказать: «Вроде бы твой отец помирает». Уж не знаю, почему я изменил слова.

В детстве мне казалось, что смерть – это нечто вроде зверя, который лежит внутри нас и однажды нас пожирает. И до сих пор, стоит мне только снова ощутить внутри себя эту тварь, я чувствую себя в точности так же, как тогда, в кресле отца с Библией в руках.

Затем мы перешли к диалогу с моей матерью. Помню, как-то утром, когда она собиралась в больницу на обследование, я пролил апельсиновый сок. Мать расстроилась. Позже, уже вернувшись из больницы, она сказала: «Я пыталась быть хорошей матерью, Джонатан, но все, что ты будешь обо мне помнить, – это как я рассердилась, когда ты пролил апельсиновый сок». Я начал разыгрывать роль моей матери и впервые понял, что она испытывала, когда ей казалось, что она сходит с ума. Она поняла, что никогда не узнает, кем стал ее единственный ребенок, и никогда не увидит его взрослым мужчиной.

Затем девушка, игравшая роль моей матери, села на стул в достаточном отдалении от меня. Я хотел расспросить ее о тех моментах жизни с отцом, которые были для нее самыми знаменательными, но подумал, не отнимаю ли я у других участников группы слишком много времени.

Внезапно кто-то закричал: «Да из-за тебя, Джонатан, вся сессия пошла коту под хвост!» Преподавательница истории сказала, что ей еще не приходилось встречать людей с таким самообладанием, как у меня. Только человек с моей родословной, сказала она, может, разыгрывая трагедию, через минуту скатиться до бурлеска. Она сказала, что мне никогда не удастся до конца расслабиться. Я всегда буду подавлять свои импульсы и держаться особняком от других людей.