— Я так думала. А твой отец, он хотел тебя... отчаянно. Лицо Кевина выразило вялый сарказм, и я отвела глаза. Наверное, я не должна была упоминать твое отчаянное желание. Лично я его любила; лично я пользовалась твоим неутолимым одиночеством. Однако детей, должно быть, такая жажда тревожит, и Кевин обычно понимал беспокойство как презрение. — Ты думала, что не хотела, — сказал Кевин. — Ты передумала. — Я думала, что необходима перемена, — сказала я. — Однако никто не жаждет перемен к худшему. Кевин явно почувствовал себя победителем. Годами он пытался вывести меня из себя. Я оставалась невозмутимой. Представление эмоций фактами — как оно и есть — слабая оборона. — Материнство оказалось труднее, чем я ожидала, — пояснила я. — Я привыкла к аэропортам, морским видам, музеям. И вдруг я оказалась взаперти в одних и тех же комнатах. С «Лего». Он улыбнулся. Уголки губ безжизненно приподнялись, словно их потянули крючками. — Но я сменил направление, чтобы ты не скучала. — Я думала, что придется вытирать рвоту, печь печенье на Рождество. Я не ожидала... — Кевин с вызовом посмотрел на меня. — Я никак не ожидала, что просто формирование привязанности к тебе, — я попыталась сформулировать это как можно дипломатичнее, — будет такой тяжелой работой. — Я вздохнула. — Я думала, что это приходит без принуждения. — Без принуждения! — язвительно ухмыльнулся Кевин. — Просыпаться каждое утро — это не бывает без принуждения. — Теперь нет, — печально согласилась я. Повседневный опыт Кевина сошелся с моим. Время сползло с меня, как линялая шкура. — Тебе никогда не приходило в голову, что, может быть, я не хотел тебя? — лукаво спросил Кевин. — Никакие другие родители тебе все равно не понравились бы больше. Чем бы они ни зарабатывали на жизнь, ты считал бы это глупым. — Путеводители для желающих прокатиться по дешевке? Поиски очередного забора для рекламы «джипа-чероки»? По- моему, глупее не бывает. — Вот видишь? — взорвалась я. — Скажи честно, Кевин, а ты сам себя хочешь? Если есть на свете справедливость, то однажды ты проснешься и увидишь в колыбели рядом со своей кроватью себя самого! Он не отшатнулся, не разразился упреками или бранью, он просто обмяк. Такая реакция более характерна для стариков, чем для детей: глаза стекленеют, мышцы расслабляются. Апатия, настолько абсолютная, словно в нее можно провалиться, как в дыру. Ты думаешь, что я подло поступила с ним, и потому он ушел в себя. Я так не думаю. Я думаю, он жаждет моей несправедливости. Так некоторые щиплют себя, дабы убедиться, что не спят. И обмяк Кевин от разочарования, что вот я наконец равнодушно обронила несколько обидных замечаний, а он ничего не почувствовал. Кроме того, пожалуй, главной причиной был образ «проснешься рядом с самим собой», поскольку именно это с ним и происходит, и именно поэтому каждое утро дается ему так дорого. Франклин, я никогда не встречала никого — а ведь мы действительно встречаемся со своими собственными детьми, — кто считал бы свое существование бременем или оскорблением. Если ты полагал, что грубым обращением с нашим сыном я понижаю его самооценку, подумай-ка еще раз. То же самое угрюмое выражение я видела в его глазах, когда ему был всего один год. Если на то пошло, он очень высокого мнения о себе, особенно с тех пор, как стал знаменитостью. Существует огромная разница между нелюбовью к себе и просто нежеланием находиться здесь. — 45 —
|