Если тогда через заднее окно полицейского автомобиля он спокойно смотрел мне в глаза, сейчас у него возникли трудности. Его глаза забегали, обратились на весело раскрашенную стену. И наконец он сдался, посмотрел не прямо на меня, а немного в сторону. — Я думал, что знаю, — угрюмо сказал он. — Теперь я не так уверен. Без всяких мыслей я протянула через стол руку и сжала его пальцы. Он не выдернул свою руку. — Спасибо. Моя благодарность кажется странной? На самом деле я не представляла, какой ответ хочу получить. И уж точно не интересовалась объяснением, которое свело бы непередаваемый ужас того, что он сделал, к социологическому афоризму об «отчуждении» из журнала «Тайм» или к обесцененному психологическому штампу «нарушение привязанности», взятому на вооружение его воспитателями в Клавераке. Поэтому его ответ удивил меня. Для Кевина прогрессом было разрушение. Он начал бы копаться в себе, только когда обнаружил бы, что себя не понимает. Наконец Кевин убрал свою руку и потянулся к карману комбинезона. — Послушай. Я кое-что для тебя сделал. Ну... вроде подарка. Когда он вытащил темную прямоугольную деревянную коробку дюймов в пять длиной, я извинилась: — Я знаю, что у тебя скоро день рождения. Я не забыла. В следующий раз я принесу тебе подарок. — Не беспокойся, — сказал он, полируя промасленное дерево комком туалетной бумаги. — Его все равно здесь украдут. Он аккуратно подтолкнул коробку через стол, придерживая ее сверху двумя пальцами. Она оказалась не совсем прямоугольной, а в форме гроба с петлями с одной стороны и крохотными медными крючками с другой. Должно быть, он сделал ее в мастерской. Естественно, отвратительная форма показалась типичной, однако его жест меня тронул, и работа была на удивление тонкой. В прошлой жизни он дарил мне иногда рождественские подарки, но я всегда знала, что покупал их ты, а в годы заключения он никогда мне ничего не дарил. — Очень хорошая работа, — искренне сказала я. — Это для ювелирных украшений? Я потянулась к коробке, но он крепко держал ее. — Нет! — резко сказал он. — То есть пожалуйста. Что бы ни случилось. Не открывай ее. Ах. Инстинктивно я отпрянула. В прежней инкарнации Кевин, возможно, смастерил бы этот самый «подарок», насмешливо обил бы его розовым атласом. Но он отдал бы его радостно — подавляя неприятную улыбочку в невинном ожидании, когда я расстегну крючки. Сегодня большую часть моего подарка составляло его предупреждение: не открывай ее. — Понимаю. Я думала, это одна из самых ценных твоих вещей. Почему ты вообще решил ее отдать? — 302 —
|