|
Если не считать, что Кевина не пришлось будить трижды, утро было нормальным. Как всегда, я восхищалась твоим аппетитом, недавно восстановившимся; пожалуй, ты был последним американским белым протестантом англосаксонского происхождения, который все еще завтракал двумя яйцами, беконом, сосиской и подрумяненным на огне ломтиком хлеба. Мне всегда хватало чашки кофе, но я любила шипение копченого окорока, аромат поджариваемого хлеба и общую атмосферу наслаждения предстоящим днем, создаваемую этим ритуалом. Одна только энергичность, с которой ты готовил свой пир, должна была очистить твои артерии от его последствий. — Посмотри на себя! — воскликнула я, когда на кухне появился Кевин. Я тщательно подсушивала гренок для Селии, поскольку чуть недожаренное яйцо казалось ей слизью. — Что случилось? Вся твоя крохотная одежда в стирке? — Бывают дни, когда просто просыпаешься с особым чувством, — сказал он, заправляя пышную белую фехтовальную рубашку в черные слаксы, в которых ходил со мной в «Хадсон- Хаус». Не скрываясь, он начал складывать пять криптонитовых замков с цепями в рюкзак. Я решила, что он нашел в школе покупателей. — Кевин очень красивый, — робко сказала Селия. — Да, твой брат — разбиватель сердец, — сказала я. А разве нет? Я щедро посыпала сахарной пудрой тост, склонилась к мягким белокурым волосам Селии и прошептала: — А теперь не копайся. Ты же не хочешь снова опоздать в школу. Ты должна съесть этот тост, а не подружиться с ним. Я заткнула локон ей за ухо, поцеловала ее в макушку и в этот момент заметила взгляд Кевина, убиравшего в рюкзак очередную цепь. Хотя он вошел в кухню с редкой бодростью, сейчас его глаза снова остекленели. — Эй, Кев! — крикнул ты. — Я показывал тебе, как работает эта камера? Хорошее знание фотографии никогда никому не вредило. И точно помогло мне. Иди сюда, времени навалом. Не знаю, почему ты встал так рано, но у тебя есть еще сорок пять минут. Ты оттолкнул свою грязную тарелку и открыл футляр, стоявший у твоих ног. Кевин неохотно приблизился. Похоже, этим утром ему не хотелось весело кричать «Привет, пап!». Пока ты показывал, как работает вспышка, я почувствовала нечто знакомое. Неуклюжая версия близости твоего отца: он всегда очень подробно объяснял всем, кто желал слушать, как работает тот или иной бытовой прибор. Герберт полагал, что достаточно разобрать часы вселенной, чтобы раскрыть ее тайны. Ты его мнения не разделял, но унаследовал привычку обращаться к механике как к эмоциональному костылю. — К слову сказать, — заметил ты посреди инструктажа, — я хочу на днях сфотографировать тебя на стрельбище. Ухватить этот стальной взгляд, крепкую руку, позу. Как твое мнение? Мы могли бы сделать фотомонтаж для прихожей: «Храброе сердце Палисад-Пэрид!» — 276 —
|