— Эй, парень! — Кевин успел схватить пистолет, прежде чем ты спустил его на пол, посмеиваясь. Франклин, у тебя были такие красивые руки. — Ты учишься летать, малыш! — Кевин вел себя очень, очень плохо! — прошипела я. — Теперь мы отберем этот пистолет очень, очень, очень надолго! — Да брось, он его заработал, правда, парень? Господи, такое восхождение требует мужества. Ты настоящая маленькая обезьянка, правда? Тень пробежала по лицу Кевина. Наверное, он решил, что ты говоришь с ним свысока, но в данном случае снисходительность служила его целям. — Я маленькая обезьянка, — сказал Кевин без всякого выражения и вышел из кухни, размахивая водяным пистолетом с высокомерной беспечностью, которая лично у меня ассоциировалась с воздушными пиратами. — Ты меня унизил. — Ева, переезд и нам тяжело пережить, а для детей это травма. Отпусти вожжи. Послушай, у меня плохие новости о твоем кресле-качалке... Следующим вечером к нашему праздничному ужину по случаю новоселья мы купили стейки, а я надела любимое платье в восточном стиле, белое, с белой же вышивкой, купленное в Тель-Авиве. Тем же вечером Кевин научился заправлять свой водяной пистолет виноградным соком. Тебе это показалось смешным. Дом сопротивлялся мне всеми фибрами своей души, как и я сопротивлялась ему. Ничто никуда не влезало. Там было так мало прямых углов, что простой комод, запихнутый в угол, всегда оставлял неуклюжий треугольник незаполненного пространства. Моя старая мебель отлично смотрелась в лофте Трибеки: исцарапанный, ручной работы ящик для игрушек, расстроенное детское пианино, удобный, мягкий диван, из подушек которого высыпаются перья. Я жалела эти вещи так же, как жалела бы неотесанных, но добросердечных школьных приятелей из Расина на вечеринке, кишащей нью-йоркскими острословами и модниками вроде Эйлин и Белмонта. То же самое и с кухонной утварью: на сверкающих рабочих поверхностях из зеленого мрамора мой миксер сороковых годов казался грязным и чужеродным. Позже ты пришел домой с похожим на пулю кухонным комбайном, и я, как под дулом пистолета, отнесла древний миксер в Армию спасения. Когда я распаковала свои помятые и исцарапанные алюминиевые кастрюли и сковородки с отваливающимися ручками, склеенными изоляционной лентой, создалось впечатление, что в дом, богатые хозяева которого улетели в Рио, забрел бездомный. Кастрюли и сковородки отправились в помойку, а ты нашел в «Мейсисе» модный, красный, эмалированный комплект. Я прежде никогда не замечала, какой непривлекательной стала моя старая утварь, хотя, пожалуй, мне нравилось это не замечать. — 117 —
|