Ступени

Каждое утро я надеялся, что станет холодно, что пойдет снег и спасет мою шубу от гибели, вдохнет новую жизнь в ее опустившиеся плечи, растянет рукава и наведет новый блеск на некогда лоснившуюся спину.

Когда я отправился искать работу, я надел шубу: ничего другого у меня просто не было. Дождь шел еще несколько дней подряд. Мех превратился в плотно сбитый войлок.

Я провел целый день, пытаясь найти работу по соседству, но поскольку я едва владел языком, мне ничего не предложили. Пришлось обменять на еду последнюю катушку пленки. Я бродил по улицам, все чаще и чаще застывая в трансе перед витринами продуктовых магазинов. Я был очень голоден.

Повсюду была еда, в магазинах, в супермаркетах, но в полупустых их залах вору в меховой шубе вряд ли удалось бы остаться незамеченным. Кроме бдительных очей продавцов там еще имелись и подвешенные под потолком в стратегических точках панорамные зеркала, в которых я видел себя или гротескно увеличенным на фоне гор экзотических фруктов, или расплющенным как сковородка. Мне очень хотелось украсть яблоко или булку, но я так и не осмелился это сделать. Я уходил из магазинов ни с чем, провожаемый удивленными взглядами покупателей.

По вечерам в магазинах собиралось много народу. К этому времени мой голод усиливался, и я становился смелей. Я ходил по какому-нибудь большому супермаркету, нюхая воздух и стараясь не испачкать покупателей своей мокрой шубой. Я высматривал продукты в упаковке достаточно малого размера, чтобы съесть их прямо у стеллажа, и пришел к выводу, что маленькие баночки, стоявшие на полке передо мной, можно спрятать в ладонь, а затем незаметно опустить во внутренний карман шубы. Я подержал в руке холодную баночку, затем поднял руку к подбородку и позволил моим согнутым пальцам направить добычу прямо в карман. Я вышел из магазина с чувством собственного достоинства. В последовавшие за этим дни я посетил немало магазинов. Зная о ценных питательных свойствах черной икры, я крал только ее.

* * *

Наконец меня взяли на работу – обдирать краску и ржавчину с судов, поставленных в док. Вербовщик сказал, что работать придется по ночам, поскольку днем в доках по закону могут работать только члены профсоюза. Он объяснил, что профсоюз доволен сложившимся положением вещей, так как более квалифицированная и лучше оплачиваемая работа по покраске полностью достается его членам. А покраска, понятное дело, не может быть начата, пока не удалена старая краска. Удалять же старую краску – работа грязная, и члены профсоюза считают ее ниже своего достоинства.