За широкой излучиной Петрович снизился и сделал круг, приглядываясь, где меньше снега. Самолет далеко проскользил на лыжах по льду и по брюхо запахался в сугроб под берегом. Петрович заглушил мотор. — Взлетишь? — спросил Бегун. — Я-то взлечу. А ты сядешь — спокойно ответил тот. — Это рация? — постучал Бегун по жестяному ящику на стене кабины. — Это. Бегун выстрелил в лицевую панель. Стрелки на приборах вздрогнули и упали на ноль. — Лыжи давай, — велел Бегун. Они спрыгнули в глубокий снег. Следом Петрович выбросил им две пары лыж из аварийного запаса. Бегун подсадил Павлика себе на закорки. — Извини, Петрович, — сказал он. — Прощай. Спасибо за все и не поминай лихом. — Помяну, не сомневайся. Они двинулись через реку — впереди Еремей по снежной целине, за ним Бегун с сыном. Когда поднялись на высокий берег, Бегун оглянулся: пассажиры уже махали лопатами, какими-то досками и крышками от железных ящиков — расчищали полосу. Может, к ночи и закончат. На худой конец заночуют в самолете. В любом случае не пропадут… Как только сосны сомкнулись за спиной, а уши, уставшие от треска мотора, стали различать голоса тайги: тягучий ветер-верховик и острые коготки белки, прыснувшей вверх по стволу, и шелест снега, падающего с потревоженной ею ветки, — вся бешеная карусель последних дней начала тускнеть в памяти, будто и не с Бегуном вовсе это было, а то ли в кино когда-то видел, то ли рассказывал кто-то. Течение времени замедлилось до размеренного скрипа лыж по насту. Еремей уверенно шагал впереди. Павлик с веселым любопытством глазел по сторонам, ему нравилось ехать верхом на отце, трогая обвисшие под тяжестью снега сосновые лапы. — Скоро придем? — нетерпеливо спросил он. — Рукой подать, — ответил Бегун. — Дней пять всего. Еремей петлял, чтобы сбить погоню со следа, обходил открытые места, хороня лыжню под покровом широких ветвей. Но странно — ни разу даже поодаль не послышался гул самолета. Погони не было. Они вышли к Белоозеру не напрямки, а хитрым кругом. Павлик давно пересел на Еремея, в его заплечную торбу с поклажей. Бегун нес в рюкзаке одну икону и все равно уже едва плелся, далеко отстав от них. Он за версту узнал в молчаливой зимней тайге родные места, опушку, где Неждана умывалась росой, и, как мальчишка, бросился вперед, обгоняя Еремея. На бегу вытащил из-за спины Спаса и, держа у груди, как на крестном ходе, покатился к домам по широкому склону. — Эге-гей, люди! — ликующе заорал он, задыхаясь. — Встречайте! Ого-го-го!! — 81 —
|