— Нет. Мне это не нравится. — А вот! И ещё волновые изменения реальности! И прямо сейчас они его запускают, — наябедничала я. — Не, ну неужели им не жалко?! — Глория оглядела красную стену, зелёную траву, ушастых львов на смотровой площадке. — Этим приличным людям надо в обязательном порядке показывать голливудские фильмы с Брюсом Уиллисом, чтоб даже в голову не приходило такую ерунду устраивать. Может, им запретят? — Ну, некоторые протестуют. — Кто? — Наверное, те, которые уже смотрели. — …И я уверена, что там у них нет женщин. Женщина ни за что… Вот ты бы узнала о микроскопическом шансе, что твой ноутбук сгенерирует чёрную дыру, которая пожрёт твоего котика, а?! — Да я бы и не включала. Но мне интересно, у них что, жен нет? Да если б мой Дима… — Жёны не знали ничего, секретность. Представляешь, она думает, что муж какую-нибудь микроволновку строит, а он вон чего. — А мне, знаешь, стало перед Н. неудобно. Он-то наводнения ждёт, а тут такая неожиданная беда — нехорошо получилось. — Кто-то должен ему сказать, что в тайге теперь не отсидишься. (Н., наш красивый друг, уверен, что через два года от Африки отколется огромный кусок, поднимет большую волну, которая в считанные часы дойдёт до Америки и смоет всех нафиг. И Европу тоже. И спастись можно будет только в Сибири. Мне прежде было неуютно это всё слушать, но тут я почувствовала некоторое превосходство от того, что мой вариант катастрофы верней и непоправимей.) Я смотрю на стадо воробьёв, ощипывающих газон: — И воробушки! Воробушков жалко. — Сойти с ума, бегать босой по траве и приставать к туристам: «И воробушки, воробушки умрут!»? — Да. Их жальче всего, они же вечные. Люди постоянно меняются, а воробьи тут тысячу лет скачут. И вот. Некоторое время молча сострадаем птицам, зверям и гадам. — А посмотри мою руку? Среди прочих профессий Глории есть хиромантия. Она хорошо читает руки, но последний раз рассказывала мне всю правду три года назад. Потом я слишком много работала, не до себя было, да и неловко постоянно совать другу под нос ладошку. «А если бы она была гинеколог?!» — Что тебя интересует? — Романы, будут ли у меня ещё романы? — Да… сейчас посчитаю… тут девять штук. — Какое счастье! Я ведь пока всего один написала. — А ещё тут выходит, что ты несчастлива. — Может быть, но мне это совершенно не мешает. А ещё что? — Вот это знак в цыганской школе принято трактовать как смерть от воды, у меня тоже такой есть. Но сейчас его читают как переезд в другую страну и наследство, деньги. Например, ты напишешь гениальный роман, продашь его и уедешь в Нью-Йорк. И там тебя нафиг смоет. — 62 —
|