Скидамаринк

Я заверил ее, что помню о ней, и рассказал часть истории, которую мне поведал Магнус. Она не стала изображать крайнее удивление – сказала лишь, что ее больше не удивляет то, что способен породить больной мужской мозг; в этом я был с ней согласен, несмотря на все мое негодование; хотя после долгой спячки, которую, как мне казалось, ничто не может нарушить, я действительно чувствовал себя так, словно переживаю второе рождение.

- А кроме этого, Тео, все в порядке? Вы вернулись в свой маленький домик?

Я без труда представил себе, как она улыбнулась.

- Да, именно так.

На какой-то миг у нас обоих возникло чувство, будто мы – соучастники, эта забавная девчонка и я; но оно сразу же пропало, когда после ее вопроса, чем я занимался, я ответил, что читал статью в «Геральд» про астрономическое число американских женщин, вставивших себе в грудь имплантанты.

- Может, Вы тоже – из их числа? – подначивая Барбару, спросил я, вспомнив ее прекрасную грудь.

- Знаете, я бы получила истинное удовольствие, если бы Вы хоть на пять минут перестали считать меня малолетней пустышкой. Нет, грудь у меня не искусственная, но даже если бы все было иначе, это еще не повод говорить со мной таким презрительным тоном.

- Это вовсе не презрение, - ответил я, защищаясь, - а всего лишь способ сказать Вам, что я считаю Вас красивой.

- Нет, это всего лишь жалкая попытка сказать мне, что моя грудь Вас возбуждает. Знаете, господин старый соблазнитель, Вы растеряли свое умение делать комплименты.

- Правда, сейчас мне не хватает опыта, - ответил я игриво, стараясь скрыть досаду и показать ей, что умею смеяться над собой.

- За кого Вы вообще принимаете женщин? – спросила она. – Что Вы о них думаете? Что им нужен атлетически сложенный жеребец, уверенный в себе и загорелый – для того, чтобы лежать с ним рядом на горячем песке, или бизнесмен на «Порше», который станет возить ее во французский ресторан, демонстрируя какие-нибудь – не знаю, какие еще - внешние атрибуты богатства? Почему Вы так уверены, что мы презираем сомнение, робость, нежность, мягкость? Вы - мужлан и разочаровали меня, - заявила она, вешая трубку и не дав мне возразить.

Я открыл окно комнаты, сделал большой глоток воздуха и лег в кровать, представляя себе ирландское побережье и говоря себе, что, если мы продолжим пугающее расследование истории с Моной Лизой, то у Дублинского залива сможем сделать это в более спокойной обстановке. По крайней мере, когда я засыпал той ночью, так мне казалось.