|
– Ваша гипотеза недоказуема, – заявил Сато. – Меня интересует не ее доказательство, а ее применение на практике. – О каком применении может идти речь? – спросил Киси, хитро улыбаясь. В этот момент он был похож на самодовольного чеширского кота. – О применении в вашей творческой практике? Всем известно ваше пристрастие к скандалам. – У меня есть только одно пристрастие – пристрастие к литературе. В этом плане я действительно амбициозен. – Мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать литературные проблемы, – заявил Сато. – Если вы хотели поговорить на эту тему, вам следовало вступить в литературное общество. Сато сделал вид, что не понял намеков старшего брата. Я заподозрил, что дело было не в тупости Сато и не в большом количестве выпитого им виски, а в его хитрости и коварстве. Он только притворялся пьяным. На самом деле Сато внимательно следил за разговором и прекрасно понимал, что под «пристрастием к скандалам» Киси подразумевал мою причастность к послевоенным финансовым проектам и мое сотрудничество с Сэмом Лазаром и отделом Джи-2. Граф Ито дал мне время осознать, какую двуличную игру ведут против меня братья, а потом заговорил: – Я полагаю, Мисима-сан является членом уже довольно большого количества литературных обществ, и, следовательно, если он все-таки завел с нами речь об интересующей его проблеме, значит, она носит внелитературный характер и может быть адресована такому собранию, как наше. Я прав? – Вы совершенно правы, Ито-сан. Вопрос, который я долго обдумывал, выходит за рамки литературы. Он состоит в следую-щем: что произойдет, если я напишу художественное произведение, глазным персонажем которого будет император? Выражение лиц Киси и Сато оставалось невозмутимым, из всех присутствующих мое заявление удивило лишь Цудзи. – Вы подвергаетесь нападкам как слева, так и справа, – предупредил он меня. – Ваши действия не останутся безнаказанными. Граф Ито, усмехаясь, рассматривал набалдашник своей трости. – Вам, как автору пьес для современного театра Но, Мисима-сан, наверное, нет необходимости напоминать слова Зеами. Он сказал, что никогда не станет вводить в свои пьесы персонаж императора, потому что жизненный опыт Его величества не походит на наш и у нас нет возможности изучить его жизнь во всех подробностях. – Я знаю эти слова Зеами, но он жил в четырнадцатом веке, а с тех пор мир сильно изменился. Мы больше не можем игнорировать того, что наш император олицетворяется с «демократической» Конституцией. Раньше мы знали, что Драгоценному голосу нет необходимости отдавать публично приказы, чтобы править страной, что Его императорскому величеству не надо требовать актов почитания от своих подданных, чтобы обладать божественной сутью, потому что император правит в душе каждого из нас, и поэтому нация ведет себя должным образом. — 410 —
|