– Вы не совсем почтительно отзываетесь о Его величестве, Мисима-сан, и упускаете из виду одно важное обстоятельство. Заметьте, что Драгоценный голос ни разу не произнес слов «поражение» и «капитуляция». – В том, что мы так и не услышали эти два слова, кроется своеобразная ирония. Дело в том, что мы, чудом оставшиеся в живых, все еще существуем, хотя были обречены на гибель. Я был слишком дерзок в своих суждениях. Мое опрометчивое замечание, по сути, обвиняло Цудзи в том, что он, чтобы искупить поражение, не совершил самоубийство, как предписывал кодекс бусидо. Я думал, моя наглость разгневает Цудзи, но, вопреки ожиданиям, он ответил мне с сияющей улыбкой: – Вы считаете, что я должен был умереть, Мисима-сан? Я, конечно, рассматривал такую возможность, но счел себя обязанным последовать приказу Его величества и выжить в трудных условиях. Я всегда помнил пророчество нашего великого учителя, генерал-лейтенанта Исивары Кандзи. – Вы все еще верите в его нитиренскую концепцию саисусен, последней войны, всемирной катастрофы, которая начнется в 1960 году? – Полагаю, она уже началась. – И вы, конечно, не верите в учение Исивары-сан о «сельском очищении» Японии? Оно вовсе не походит на учение Мао Цзэдуна, китайского крестьянина. – Представители старой националистической школы, такие, как Исивара и я, вполне способны признать, что Председатель Мао является тайным конфуцианцем, именно поэтому он особенно опасен. Война между различными культурами в эпоху, когда над миром нависла угроза атомной катастрофы, неизбежно переходит в сферу идеологии. Мао это знает, и Нитирэн уже предвидел это семь сотен лет назад. – Современники называли Нитирэна икко, целеустремленным фанатиком, который трактовал буддизм слишком узко и упрощенно в националистических целях. Он свел все богатство буддийского учения к простой декламации сутры Лотоса. Вы можете представить, господин Цудзи, меня бесконечно повторяющим эту сутру и пытающимся таким образом найти себе сторонников и обеспечить себе место в нижней палате парламента? Может быть, вы еще посоветуете мне сопровождать эту декламацию барабанным боем, как это делают последователи Нитирэна? Я схватил серебряный поднос со стола и начал бить в него костяшками пальцев – дон-дон-дон. Издаваемый мной шум привлек внимание изумленных прохожих и стоявших у парапета гейш. В это время зрители как раз начали возвращаться в зал после антракта. У меня помутился разум от спиртного, и мои гнев и недовольство вылились наружу. — 288 —
|