|
— Ладно, Кария, давай работать серьезнее! — Да я всегда серьезен. — Что, оплата не очень? Как же так? Вроде бы заказ от сингапурской брокерской конторы, так ведь? — Как раз брокерские фирмы и не блещут щедростью! — Да, но… — Дело в том, что эта фирма — мой партнер, и я не мог отказаться только из-за невысокой оплаты. — Ах вот как… По-моему, вряд ли стоит выпускать календарь с такой девицей. — Да нет, это пойдет. — Да будет тебе! Вот в следующий раз я найду для тебя более интересную работу, так что уж ты постарайся, хорошо? — Более интересную? — В Нью-Йорке. Где-нибудь на миллиард. — На миллиард? — Или на два… Так мы перебрасывались шуточками, пока передо мной, словно соткавшись из воздуха, не предстала Моэко. Мне показалось, что она подошла ко мне не по земле, а спустилась с неба. Можно было подумать, что она состоит не из клеток и молекул, а из разноцветных световых корпускул, которые, будучи до поры рассеяны в пространстве, вдруг собрались воедино и образовали человеческое тело. Первый раз, когда я встретил ее в Нью-Йорке, она произвела на меня точно такое же впечатление. Я решил для себя, что, когда увижу ее вновь, то крикну: «А, Моэко, вот и ты, наконец!» С тех пор прошел год и восемь месяцев. Я думал, что подойду к ней и положу ей руку на плечо — тогда она поймет все. Если у нее, конечно, не окажется в руке ножа или тесака, она развернется и уйдет, исполненная презрения ко мне. Так я представлял себе эту сцену. Перед такой самоуверенностью Моэко будет совершенно беззащитна. Но увидев ее наяву, я выкрикнул совсем другое: «Все, на сегодня съемка окончена!» — после чего повернулся к ней спиной. И все. Сделай я то, что решил год и восемь месяцев тому назад, все бы закончилось куда быстрее. Но я не сделал этого, вернее, не смог сделать. В первый момент, когда Моэко заметила меня, у нее был такой вид, будто она не поверила своим глазам. Потом она улыбнулась на секунду, и тотчас же черты ее лица застыли. Такая быстрая смена эмоций — ее конек и называется игрой на бессознательном уровне. — Ты лучше всего выглядишь, когда спишь… Тебе, должно быть, все так говорят, да? — Да, говорят. — Когда ты спишь, ты потрясающе красива. — Но при этом я ничего не делаю. — Почему последнее время ты играешь какую-то роль? — Играю, а ты разве нет? Я помню этот разговор. Моэко была убеждена, что каждый человек постоянно исполняет какую-то роль, сознательно или бессознательно. Конечно же, она была права. Моэко разделяла такую игру на множество уровней. Бессознательная игра требовала от нее самой отточенной техники исполнения. «Бессознательное» в ее понимании не означало сонное состояние или состояние потери сознания, а то, что, к примеру, ощущаешь, дотрагиваясь в потемках до чего-то совершенно неизвестного. «Если при этом не контролировать себя, — говорила Моэко, — это сведет на нет всю гармонию, которой успел достигнуть». И вот теперь я увидел ее теорию в действии. Я не знаю, сколько времени длилась ее улыбка, не знаю, какие мышцы приходили в движение при этом, не знаю, сменила ли она выражение своего лица до или после того, как улыбнулась, но я точно знаю, что достичь такого она могла только путем долгой тренировки. Такие уловки ей свойственны как никому. Улыбка ее промелькнула в мгновение ока, это был минимальный отрезок времени, который в состоянии уловить человек. И в этом таилась огромная сила, перед которой я оказался безоружен. — 66 —
|