ДЕЛИЯКогда мы были детьми, никто не мог выиграть у Фица в «Скрэббл». Эрик сходил с ума, не в силах вынести мысль, что Фиц в чем-то его превзошел. Но Фиц обладал феноменальной памятью и не забывал ни единого слова, стоило хоть раз его прочесть. «Нет такого слова: анахорет», — спорил Эрик, но в словаре, разумеется, находилось определение: отшельник, пустынник. Лично меня впечатляло, что двенадцатилетний подросток знал, что такое «пиксида». Но Эрик не привык быть на втором месте, а потому позвал на помощь меня. Мы переходили от буквы к букве с тем необычайным усердием, с которым Эрик двигался к любой намеченной цели. Я составляла контрольные и гоняла его по ним, пока он обедал у нас дома. — В любом случае, — говорил отец, — вы оба запросто сдадите выпускные экзамены. Три недели спустя после начала наших занятий суббота выдалась дождливой. — Эй, — как обычно, предложил Фиц, — а давайте-ка я обыграю вас в «Скрэббл». — С чего ты решил, что сможешь нас обыграть? — поинтересовался Эрик, поглядывая на меня. — Потому что я выигрывал уже пятьсот семьдесят тысяч раз! Фиц сразу все понял. Как только Эрик выложил буквы Я-Р-Л и небрежно бросил, что так называли скандинавскую знать, глаза у Фица загорелись. Вся доска обросла словами вроде «лабрум», «капонир» и «гат». Наконец, когда счет почти сравнялся, Эрик выложил слово «вальгус». Фиц рассмеялся: — Вот уж не думаю. Эрик, сияя, протянул ему словарь и дождался, пока Фиц найдет нужную страницу. «Согнутый или искривленный внутрь — напр., вальгусная деформация». Фиц покачал головой. — Ладно, твоя взяла. Только я все равно победил. — И он разложил на трехочковых клетках слово «конгениальность», тем самым выйдя в лидеры. — Что это значит? — спросила я. — Это мы, — сказал он. — Проверь в словаре. И я проверила. Мне нравилось это слово, оно было мягким и податливым, как подушка. Я думала, что оно значит «верность», «дружба», «ум» — все, что могло описать нашу троицу. «Конгениальность, — прочла я в словаре, — сходство по духу, образу мыслей». На следующее утро, пока Софи еще спит, я принимаю душ в номере Фица. Он входит, когда я причесываюсь, и без лишних слов забирает у меня гребень. Сначала он распутывает узелки в моих волосах, а потом проводит долгими, плавными мазками от макушки до самых кончиков. Взгляды наши встречаются в зеркале, но мы не говорим ни слова: боимся, что никакие слова не выдержат груза случившегося. — 250 —
|