|
Никто не знал, где находится ее убежище. На заре, когда крестьяне с косами на плечах шли в поле, они, иногда, видели неподалеку Людмилу, которая нежно подзывала их к себе. Желание работать покидало их и, остановившись, они лениво махали в ответ руками. Только голоса идущих позади с серпами и мотыгами жен и матерей приводили их в себя. Женщины часто травили Людмилу псами, но однажды самый большой и свирепый пес не вернулся в деревню. С тех пор она водила его с собой на веревке. Остальные псы исчезали с поджатыми хвостами при их виде. Поговаривали, что Дурочка Людмила живет со своим огромным псом как с мужем. Пророчили, что когда-нибудь у нее родятся покрытые псиной шерстью дети с волчьими глазами и, что эти чудовища будут жить в лесу. Лех никогда не повторял эти россказни. Он лишь упомянул однажды, что в юности родители насильно выдали ее за уродливого жестокого сына деревенского псаломщика. Людмила отказалась от него и взбешенный жених заманил ее за околицу деревни, где толпа пьяных крестьян изнасиловала ее, измываясь до тех пор, пока она не потеряла сознание. После этого она стала другой – ее ум помешался, вот и прозвали ее Дурочкой. Она жила в лесу, увлекала с собой мужчин и доставляла им такое удовольствие своим сладострастием, что потом они не могли даже смотреть на своих толстых смердящих жен. Никто не мог насытить ее, несколько мужчин должны были обладать ею подряд. И все же Лех любил именно ее. Он пел ей нежные песни в которых она была улетающей в далекие миры вольной быстрокрылой птицей с чудесным оперением, ярче и красивее других. Лех знал, что она была частью этого первозданного примитивного царства птиц. Людская жизнь была чужда и враждебна неисчерпаемо изобильному, дикому, цветущему, великому в вечном увядании, смерти и возрождении миру Людмилы. Каждый день Лех встречался на этой поляне с Людмилой. Он ухал по-совиному и Дурочка Людмила поднималась из высокой травы, в ее волосы были вплетены васильки и маки. Лех поспешно подбегал к ней и они долго стояли вдвоем, слившись словно два ствола выросшие из одного корня, слегка покачиваясь в такт траве. Я наблюдал за ними с края поляны из зарослей папоротника. Встревоженные неожиданным спокойствием, птицы в моей сумке щебетали, барахтались и взволнованно били крыльями. Мужчина и женщина целовали друг другу волосы и глаза, касались щеками. Прикосновения и запах тел опьяняли их и постепенно их руки оживали. Лех ласково поглаживал своими огрубевшими ладонями нежные женские плечи, Людмила притягивала его лицо к своему. Вместе они соскальзывали вниз в высокую траву, которая колыхалась над ними, заслоняя от любопытных взоров парящих над поляной птиц. Потом Лех рассказывал, что пока они лежали в траве, Людмила говорила о своей жизни и страданиях, обнажая причуды и странности своих диких чувств, раскрывая тайные пути и тропинки по которым блуждал ее больной рассудок. — 26 —
|