Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что должен был заболеть. Чтобы избавиться от остатков своей человеческой природы, чтобы начать вести себя, как волк, а не как человек. А волк в такой безнадежной ситуации не погряз бы в отчаянии. Волки не сдаются. Они оценивают ситуацию и спрашивают: «Что я буду есть? Как могу себя защитить?» Даже раненый, волк будет бежать до тех пор, пока сможет держаться на ногах. Еще стоял октябрь, но я находился в горах, поэтому вскоре пошел снег. Температура упала, я проснулся под белым снежным покрывалом, которое стряхнул с себя, вставая. Оглянулся вокруг, чтобы удостовериться, что мне ничего не угрожает. И тогда я его увидел, в снегу, всего в метре от меня — след волка. С трудом поднявшись на ноги, я осмотрел местность в поисках других следов — доказательств того, что здесь была стая, — но ничего не нашел. Этого самца либо послала на разведку стая, либо это был волк-одиночка. Волк знал, где я. Он легко мог меня найти, и теперь, когда спала температура и я пришел в сознание, мог почуять во мне угрозу и загрызть. Благоразумнее всего было двигаться дальше и не подвергать себя опасности. Но вместо этого я, рискуя своей безопасностью, с головой выдал свое местоположение — с таким же успехом я мог бы послать сигнальную ракету. Я откинул голову назад и завыл. КАРАКогда моя подруга Мария видит меня на больничной койке, она тут же заливается слезами. Очень смешно, ведь больная здесь и, а мне приходится протягивать ей коробку с салфетками «Клинекс » и успокаивать, говоря, что все со мной будет в порядке. Она сует мне плюшевого пурпурного мишку. Он держит воздушный шарик, на котором написано «ПОЗДРАВЛЯЮ». В «Айпати» закончились медвежата с надписью «ПОПРАВЛЯЙСЯ СКОРЕЕ», — шмыгает она носом. — Господи, Кара! Не могу поверить, что это произошло. Мне так жаль! Я пожимаю плечами — или, по крайней мере, пытаюсь пожать, по тому что мое плечо зафиксировано. Я понимаю, что она испытывает такое же чувство вины передо мной из-за того, что потянула меня на вечеринку, что и я перед отцом, приехавшим меня забрать. Если бы не Мария, я бы не оказалась в Бетлехеме; если бы не я, мой отец не оказался бы в ту ночь на дороге. Я не хотела никуда выходить; планировала заказать пиццу и какую-нибудь мелодраму и остаться на ночь в доме у Марии. Но Мария попросила меня как лучшую подругу: «Я бы ради тебя это сделала». И поэтому я, как идиотка, поехала. Ты ни в чем не виновата, — успокаиваю я ее, хотя сама не верю своим словам. Мама, которая ночует в больнице, сейчас в комнате отдыха с близнецами и Зои. Она не стала заводить их в мою палату. Боится, что все эти бинты и синяки будут сниться им в кошмарах, и она не хочет, чтобы Джо пришлось успокаивать детей по ночам, пока она спит у меня в палате. От этого я чувствую себя Франкенштейном, как будто меня необходимо прятать от людей. — 60 —
|