Он раздвинул занавески на одном из окон своей спальни. Глядя на восток, он смотрел прямо на спальню Эм. На таком расстоянии они, разумеется, друг друга видеть не могли, но, по крайней мере, был виден желтый крошечный квадрат окна. Он знал, что Эмили тоже было вынесено строгое предупреждение, но он не знал, воспитывали ее родители в спальне или в кухне. Он присел рядом с прикроватной лампой и погасил свет. Комната погрузилась в темноту. Потом он вновь включил свет. И выключил. И включил. И выключил. И включил. Четыре долгих темных интервала. Потом три коротких. Он встал у окна и стал ждать. В комнате Эмили желтый квадратик, изрезанный ветвями деревьев, погас. Потом опять вспыхнул. Прошлым летом в лагере они выучили азбуку Морзе. В комнате Эмили продолжал мигать свет. «П-Р-И-В-Е-Т». Крис вновь принялся жать большим пальцем на кнопку у основания лампы. «П-А-Р-Ш-И-В-О». Окно Эмили дважды погасло. Крис просигналил три раза. Он улыбнулся и лег на кровать. Слова Эмили светили ему в ночи. В коридоре, выйдя из комнаты, Гас с Джеймсом привалились к стене, едва сдерживая смех. — Невероятно, — выдохнула Гас, — они позвонили человеку по фамилии Лонгвангер! Джеймс усмехнулся. — Не знаю, смог бы я сам сдержаться и не позвонить. — Чувствую себя старой ворчуньей из-за того, что накричала на него, — призналась Гас. — А мне ведь только тридцать восемь, я словно Джесси Хелмс[3]. — Мы обязаны были его приструнить, Гас. В противном случае он стал бы звонить и спрашивать коробку принца Альберта[4]. — Что еще за принц Альберт? Джеймс застонал и потянул ее по коридору. — Ты никогда не станешь старой ворчуньей, потому что звание старого ворчуна принадлежит мне. Гас вошла в спальню. — Отлично. Будешь старым ворчуном. А я безумной дамочкой, которая врывается в кабинет директора школы и настаивает на том, что ее сын совершил что-то нехорошее. Джеймс засмеялся. — Тебя что, действительно так достали? Гас швырнула в него подушку. Джеймс схватил ее за лодыжку, она вскрикнула и рванулась от него. — Не следовало этого делать, — сказал он. — Может быть, я и старый, но не мертвый. Он подмял ее под себя, почувствовал, как она обмякает, прикоснулся к изгибам ее груди и шеи. И прильнул к ее губам. На Гас нахлынули воспоминания десятилетней давности, когда в доме еще стоял запах струганого дерева и свежей краски, а время было даром от того, кто назначал дежурства в больнице. Вспомнила, как они с Джеймсом занимались любовью на кухонном столе, в грязной комнате, после завтрака, — словно осознание того, что ты хозяин, вытеснило из него обостренную чувствительность потомка первых американцев. — 49 —
|