Мама свернулась клубочком в его ногах, отец заснул на единственном в палате стуле. Больше не было никого. Ни медсестер, ни врачей. Ни детектива. Он пытался представить Эмили. Где она сейчас? Там, где проводят панихиды? В морге? Но где бы он ни размещался, указателей «морг» в лифте нет. Крис неловко поерзал и поморщился от гула в голове, пытаясь припомнить последние слова Эмили. Головная боль была ничто в сравнении с тем, как щемило сердце. — Крис! — Голос матери обволакивал, словно дым. Она уже сидела на кровати, складки одеяла оставили на ее щеке рифленый след. — Дорогой, ты как? Он ощутил материнскую руку — прохладную, как река, — на своем лбу. — Голова болит? — обеспокоенно спросила она. В какой-то момент проснулся и отец. Сейчас оба родителя склонились над кроватью — две половинки одного целого, на лицах написаны боль и сострадание. Крис повернулся к отцу и потянул подушку на лицо. — Дома тебе станет намного лучше, — заверила мать. — На эти выходные я возьму напрокат дерево-распиловочный станок, — добавил отец. — Если врачи скажут, что ты вполне здоров, то не вижу причин, почему бы тебе мне не помочь. Дерево-распиловочный станок? Чертов дерево-распиловочный станок? Мать обняла его за плечи. — Дорогой, не стоит сдерживать слезы, — сказала она, повторяя одну из миллиона банальных фраз, как ее учил минувшим вечером дежурный психиатр. Крис не собирался убирать подушку от лица, поэтому мать схватила ее за уголок и тихонько потянула к себе. Подушка упала на больничную койку, обнажив пунцовое, разгневанное лицо Криса. В глазах его не было ни слезинки. — Уходите, — раздельно, по слогам произнес он. И услышав, что в конце коридора приехал лифт, он поднес дрожащие руки к лицу, коснулся переносицы и сухих глаз-зеркал, пытаясь понять, кем же он стал. Джеймс скомкал бумажную салфетку и засунул ее в свой стаканчик из-под кофе. — Что ж, — сказал он, взглянув на часы. — Мне пора. Гас посмотрела на него поверх пара, поднимающегося над ее стаканчиком с забытым чаем. — Что? — удивилась она. — Пора? Куда? — Сегодня в девять у меня радиальная кератомия. Уже половина девятого. От изумления у Гас перехватило дыхание. — Ты собрался сегодня оперировать? Джеймс кивнул. — Я уже не могу ничего отменить. — Он начал ставить стаканчики и одноразовые тарелки на поднос из кафетерия. — Если бы я побеспокоился об этом заранее, например вчера, — другое дело, но мне даже в голову это не пришло. По его тону Гас показалось, что муж во всем обвиняет ее. — Господи! — прошептала она. — Наш сын пытался покончить жизнь самоубийством, его девушка мертва, твой пистолет в полиции, а ты продолжаешь делать вид, что вчера ничего не произошло! Ты так легко можешь вернуться к прежней жизни? — 25 —
|