Ребенок засопел. Сьюзен постаралась изменить тон. – Вот я тебе все и сказала, Рэнди, а теперь ты расскажи мне, какая у тебя сегодня самая крутая байка? – Про Уитни Хьюстон, – ухмыльнулся Рэнди. – Не может быть. – Правда. Насчет ее левой ноги. – А что с ее левой ногой? – поддержала игру Сьюзен. – А ты не слышала? – Ну так расскажи. – Не поверишь. – Ну, давай! – У нее раздвоенное копыто. – Ох, Рэнди. Глава двадцать восьмаяПосле съемок в Гуаме рекламного ролика для японского телевидения Сьюзен вернулась в Лос-Анджелес и узнала, что компания решила не возобновлять работу над «Семейкой Бумов». Ларри был в Европе и часами говорил по телефону со Сьюзен, уверяя, что ее многообещающая карьера только-только началась. Она забросила в шкаф пакет, набитый японскими бумажными журавликами. Три недели Сьюзен держала багаж нераспакованным. Она подолгу лежала в ванне и разговаривала только с Ларри до тех пор, пока не посетила филиал Общенационального банка и не узнала, что долгосрочный счет, на который она регулярно, год за годом, откладывала значительные суммы, пуст. Ее адвокат лежал в хосписе для больных СПИДом и ничем не мог ей помочь, а ее бухгалтер только что сбежал из города после серии финансовых скандалов, так что Ларри нанял ей новых дорогих адвокатов и бухгалтеров. Они провели судебную проверку финансовой документации жизни Сьюзен, и после нескольких месяцев бумажной войны, игры в прятки с секретарями и телефонного марафона Сьюзен узнала, что Мэрилин на вполне законном основании прибрала к рукам и пустила на ветер сбережения Сьюзен – Мэрилин, роль которой заключалась лишь в том, что Сьюзен один раз в месяц наносила ей в Энсино формальный визит. – Один из моих нумерологических клиентов был детской кинозвездой, – сказала Дрима, которая тогда жила отдельно в Северном Голливуде. – Его тоже обобрали. Но ведь у правительства есть закон Кутана, верно? Я думала, что система застрахована от того, чтобы родители проматывали заработки своих детей. Сьюзен, напичканая успокоительными, частенько звонила Дриме в те дни. – Дрима, Дрима, Дрима, – бормотала она, – стоит тебе, вымотанной донельзя, поздно вернуться домой со съемок, подписать одну или две бумаги из целой кипы бумаг, как окажется, что ты отписала кому-то всю свою собственность. – У вас, наверное, был разговор… – Скорее, битва. – И что она говорит, я имею в виду… – Она говорит, что я была ей должна. Что без нее я была бы ничем. И знаешь, что она сказала, когда стало окончательно ясно, что она стянула у меня все? Она сказала: «Это цена, которую ты уплатила, чтобы стать частью голливудской грязи». — 138 —
|