Время тоже подверглось искажению, поэтому Ольга не могла бы точно сказать, как долго они брели — казалось, бесконечно, — пока, наконец, не увидели серебристый пылесос в компании множества отражений. — Вышли, Агафья, почти вышли. Та уже немного пришла в себя, чуть отстранилась и слабо кивнула. Но её лицо всё ещё оставалось серым. Ольга подхватила пылесос, и они двинулись к выходу. Зеркала начали редеть, и вот уже дверь, тупичок и большой светлый коридор. Только тогда позволили себе остановиться и без сил опустились на пол, привалившись к тёплому металлическому боку их спутника. — Ha самом деле он девочка, — сказала Ольга, — Ариадна. — Конечно, откуда здесь мальчик. Не выживет. — Ты чего туда полезла? — Фикусы искала, — мрачно ответила Агафье, — зачем бы ещё? Ведро казённое где-то там потеряла. И губку. — Чё, вернёмся? — Щас. Разговаривать не очень-то хотелось, но они перебрасывались пустыми фразами, стараясь сгладить пережитый ужас и взаимную неловкость: одну смущало, что потеряла самообладание, другую — что видела это. — Похоже, на голову я совсем слаба. Высоты не боюсь, а вот замкнутых пространств и, как выяснилось, бесконечности — очень. — Интересно, как это называется? — Надо будет у Панаевой спросить?… Спорим, она знает? За обедом Ольге показалось, что Агафья поглядывает на неё, ожидая, не заговорит ли она об утреннем происшествии. В конце концов, Агафья не вытерпела: — Елена, сегодня я… сегодня мы с Олей нашли зеркальную комнату. Скажите на милость, зачем она понадобилась? — Честно говоря, я понимаю далеко не все дизайнерские идеи здешних декораторов. Её сделали ещё до меня, должно быть, возникла какая-то нужда, или просто решили, что это красиво. — Я там чуть концы не отдала. Оказывается, я боюсь зеркал — в таких количествах. — Это называется спектрофобия, — квалифицированно сообщила Панаева. Оля с Агафьей переглянулись. — Спасибо, Маша. Кто бы сомневался, что ты в курсе… Ольга потом попыталась вернуться в лабиринт, но не нашла ни двери, ни самого тупичка. Конечно, ей всегда был присущ лёгкий топографический кретинизм, но не до такой же степени. Там, где предполагался поворот, — как ей казалось, — была обычная стена. Ольга подумала, что она возникла, как переборки в космическом корабле, которые то опускаются сверху, то выезжают из пола, рассекая пространство. Реальность внутри этого здания всё чаще напоминало ей кубик Рубика, в котором квадратики вращаются вокруг неподвижного центрального каркаса. — 64 —
|