Линии

— П-прости меня, — снова захныкал Тосихико. — Ну что я наделал? — Он подполз к Йосики на коленях и продолжил: — Не уходи! Если ты уйдешь, я не знаю, что со мной будет. Я просто сдохну! — Тосихико сделал паузу и заговорил о своей матери: — Она выбегала из-за стола, а я сидел и смотрел на ее тарелку. Сначала оттуда поднимался пар, потом все меньше, меньше… и все остывало. Я смотрел на ее тарелку, и мне хотелось умереть. Я не мог думать ни о чем ином, и сидел, сидел, сидел… А тиканье настенных часов, казалось, вот-вот пробьет барабанные перепонки.

Пытаясь привести в порядок растрепанную прическу, Йосики в который раз говорила себе, что так больше продолжаться не может. Перед ней, стоя на коленях, рыдал мужчина. Его лицо было прекрасно. Взглянув на него еще раз, она поняла, что сможет забыть все, что сегодня случилось… «У него действительно очень красивое лицо. Я еще никогда не встречала такого красавца, — думала она. — К тому же, если я его выгоню, ему совершенно некуда идти. Да и у меня кроме этой квартиры нет больше никакого угла». Размышляя таким образом, она сама не заметила, как простила Тосихико в своем сердце.

— Я схожу поищу тебе персиков. Может быть, они будут в лавке у вокзала…

Тосихико, весь в слезах, бросился обнимать и целовать ей лицо и руки. «Я совсем как мать, а он — точно ребенок», — думала Йосики и гладила его по голове. Проявления материнских чувств приводили Тосихико в щенячий восторг. Йосики вытерла выступившую на веке и на брови кровь, наклеила пластырь и стала одеваться.

— Купи, пожалуйста, сигарет, «Хоуп», обычных, — попросил Тосихико и шмыгнул носом. — Только не бери облегченных, это дерьмо…

XV

Сонода

Йосики отошла от дома не более чем на сто метров, но уже забыла, какие именно сигареты должна купить. Сама она не курила, и ей было совершенно не понятно, почему Тосихико придает этому такое значение. Какая разница — легкие или обычные? Так же она относилась к еде, выбору одежды и украшениям. Ей казалось глупостью выряжаться в модные тряпки, как это делали ее коллеги по работе. «Одежда должна служить только для защиты от холода», — сказал один старец в какой-то телепередаче, и Йосики была с ним полностью согласна. Она остановилась, размышляя, не стоит ли вернуться домой и спросить у Тосихико про сигареты. Но он, вероятно, подумает, что она пришла с сигаретами, и наверняка снова врежет ей, как только увидит, что ошибся.

Небо на востоке уже светлело. Улица была словно вымороженная, и асфальт холодил ей ноги. Вчера одна из медсестер взяла отпуск, и Йосики была вынуждена работать двенадцать часов, не имея времени даже на обед. Впрочем, в полдень ей удалось перехватить какую-то ерунду в китайской забегаловке… У этой медсестры был своего рода талант находить дешевые билеты на самолет и получать отпуска. «Без проблем, — говорила начальница, — попросим Курасава. Ну ладно, счастливого отпуска!» Курасава — это была ее, Йосики, фамилия. А имя Йосики, которое писалось двумя иероглифами, обозначавшими «большая радость», ей дал отец. Ее отец был заместителем директора почтового отделения в городе Фукуяма, что в префектуре Хиросима. Он увлекался кендо и историческими романами. К тому же он очень любил, как говорится, заложить за воротник. В детстве Йосики часто слышала, что ей досталось мальчишечье имя, хотя на самом деле оно принадлежало одной из принцесс эпохи Камакура. Отец вычитал его в каком-то романе, который чрезвычайно ценил. У Йосики была старшая сестра, которую звали Наоки. Это имя тоже принадлежало принцессе из романа. Наоки была очень живой и веселой — Йосики ей даже втайне завидовала, — и тем не менее она покончила с собой, когда училась в университете. Поговаривали, что причиной тому была очередная беременность… Поэтому, глядя сегодня на свою сотрудницу, которая пришла в клинику попрощаться перед отлетом на Гавайи, Йосики подумала, что, несмотря на всю свою веселость, эта девица не может быть более счастливой, чем она сама. На работе Йосики любили за ее открытость, и среди мужчин она пользовалась большим уважением. Но она считала, что человека нельзя оценивать только по его внешнему виду и поведению. Ее сестра покончила с собой каким-то жутким способом, о котором Йосики до этого никогда и не слышала. Гроб с телом сестры не открыли даже на время погребальной церемонии… Конечно, человек может напускать на себя счастливый вид, но никто ведь не знает, что творится при этом у него на душе. «Да, это большая ошибка — судить по внешности. Вот я, например, всегда стараюсь соответствовать…» — думала про себя Йосики.