– Весь паспорт заштампуют. А мне ужасно интересно, как это жить в обществе без технологии, если не считать трех дисковых телефонов и одной телекамеры, которую они выиграли у Фиделя Кастро в игру «Камень, ножницы, бумага». Я с Бри согласен. Для молодых, кто не успел побывать в ГДР или СССР, Северная Корея – уникальный заповедник технологически недоразвитой диктатуры. – Если у тебя найдут флопик на пятьдесят шесть килобайт, получишь двадцать лет лагерей. Я внес предложение: пусть Северная Корея поменяет свое название на что-нибудь более простое и доступное. – Ну, например? – Как насчет «Чик»? – Как Чик Кориа? – Ага. – Мне нравится. Свежо! – Спасибо. Возле моей работы сложилась такая удачная конфигурация дорог, что я могу доехать до родителей, повернув всего два раза налево и два раза направо, хотя их дом в семнадцати милях, на западе Ванкувера. Мелочь, а приятно. Издали родительский дом выглядел как обычно. На дворе вполне мог стоять восемьдесят восьмой год, и даже старенький «плимут» не казался бы анахронизмом. Мать крикнула из кухни: – Итан, бутерброд будешь? Есть яичный салат! Я зашел на кухню, ничуть не изменившуюся с эпохи Рональда Рейгана. Однажды мы с братом, Грегом, обнаружили здесь целую полку чистящих средств без штрих-кода. – Нет, мам, спасибо. Я не есть сюда приехал. Мама разрезала свой сандвич пополам. – Я знаю, ты ужасно питаешься. Грег говорил, одними чипсами и мармеладом. – Мама, где байкер? – Я хотела сначала покушать. Ладно, мистер Торопыга, пошли. Она повела меня по главному коридору мимо моей бывшей комнаты, где когда-то красовались коллекционные пивные бутылки со всего мира. Теперь здесь швейная машинка, сигаретная машина и аппарат, которым мама сворачивает старые газеты в растопку для камина. Там, где я держал бонг, сидит деревянная уточка в корзине с шелковыми цветами. Мы спустились в задний коридор, где стоял мощный дух заплесневелого спортивного снаряжения, а оттуда – еще по одной лестнице в подвал. Мама достала из корзинки темные очки и дала мне; вторые надела сама. – Я могу убавить свет, но это собьет метаболический цикл. Мама выдерживает на своей плантации стопроцентную влажность, а я ненавижу высокую влажность. Кажется, что меня лапают сотни незнакомых рук. В дальнем конце подвала, где десятки лет простоял настольный хоккей, среди самых плодовитых женских растений, обвязанных цветными ленточками (мамина генетическая система) лежал толстенный и страшенный байкер. Огромный, как имперская «Звезда Смерти». — 5 —
|