— Сумку! — я уставилась на него. Не говоря ни слова, он указал на другую сторону площади, но я решила, что так легко он не отделается. — Принеси! — Ты настучала копам? — Скажу, когда отдашь сумку. Тут он снова рассвирепел, и я подумала, что он все-таки мне врежет. Но он не врезал. Он повернулся и пошел в ту сторону, куда указал. Там он достал из урны что-то коричневое и вернулся. Сумка Глории была открыта, но я ее закрыла. — Ну, что с копами? — это снова прозвучало как угроза. — Если ты настучишь, Заку не поздоровится! И я засмеялась. Это было так глупо. Если у кого-то дела и были плохи, то у него. Так я ему и сказала, а потом повернулась и ушла. А он остался. Наверное, ума не хватало понять, как сильно переменится его жизнь в ближайшее время. Я просто положила сумку рядом со своей подушкой и пошла в ванную. Лицо в зеркале оказалось не очень-то красивым. Вокруг левого глаза все посинело, волосы потемнели от запекшейся крови. Но у меня не было сил возиться с ними. В эту минуту мне хотелось только спать. 23. Про отекиУ меня было сотрясение мозга, раны на голове, синяки и вдобавок отеки, так что ни о какой школе и речи быть не могло. Мама сообщила, что ближайшее время не собирается оставлять меня ни на минуту. Пока не заживут раны. Она позвонила на работу и сказала, что будет сидеть дома с больным ребенком. Прозвучало это так смешно, что я расхохоталась, но от этого заболело лицо, и мне пришлось так же внезапно умолкнуть. После чая с бутербродом я хотела пойти к Глории: фотографии, наверное, могли ее взбодрить, но мама меня не отпустила. Она хотела все знать. И мне пришлось нелегко. — А как с ночными вылазками Зака? Куда он ходит? Я пожала плечами и попыталась изобразить полное неведение. У мамы был перепуганный вид — наконец-то она поняла, что совсем ничего не знает о сыне. — Ты все знаешь, но не хочешь его выдавать. А я не собираюсь тебя заставлять. — Спасибо, — сказала я. Она мрачно взглянула на меня. — Но я не сдамся, пока он все не расскажет. И я понимаю, что все эти его спортивные вещи, я понимаю, что… Она закрыла лицо руками, и я испугалась, что она сорвется. — Твой брат — вор? — прошептала она, не отнимая рук от лица. Это был трудный вопрос, и я не ответила. Никогда в жизни я не чувствовала такой ненависти к Адидасу, как тогда. Он только портит жизнь другим. Таких, как он, не должно быть. И все-таки он есть. В больницу к Глории я пришла уже днем. Вместе с мамой, конечно, — кажется, она решила совсем не выпускать меня из виду. Это было приятно — чувствовать, что я для нее важна. — 71 —
|