— Да, — сказала я. — Почти каждый день. Она засмеялась. — Когда я попала в ту семью в Сконе, я была кожа да кости. Они меня удочерили. — Они были добрые? — Как с настоящей дочерью. — А где они теперь? — Умерли, конечно. И дома их больше нет. Теперь там большие многоквартирные дома. Я была там и видела, я знаю. — Почему ты не завела себе мужа и детей? — Завела? Как можно завести… — А ты хотела бы детей, если бы… если бы ты встретила… подходящего человека? — Нет, не думаю, — сказала она и достала вышитый платок. Высморкалась. Потом положила в рот лимонную карамельку. Долго перекатывала ее во рту, а потом сказала: — К тому же, я так никого и не встретила. Она засмеялась и посмотрела на меня. — Наверное, я слишком трусливая для любви. Мне хотелось, чтобы она объяснила, почему трусила и сколько для этого нужно храбрости. Для любви, то есть. Наконец, я рассказала про папино письмо. И про фотографии. И про первую неделю каникул, которую мы с Заком должны провести у него. — Поезжай! — решительно сказала она. — Ни за что! Он на нас наплевал… — Сколько у тебя пап? — Один. Да и тот… — И у меня был один. Только один. И я по нему скучаю. Хотя иногда и сердилась на него. — Он тебя бил? — Случалось. А твой папа тебя не бил? — Не думаю. Когда он сбежал, мне было шесть лет. — Это, конечно, ему простить нельзя. Что он сбежал. Это хуже, чем пощечина. — Теперь у него двое новых детей вместо меня и Зака. — И ты их никогда не видела? Я потрясла головой. Глаза у нее заблестели, и она спросила: — Ты иногда думаешь о папе? — Я не хочу о нем думать! — Но ведь думаешь иногда? И сны видишь? Я кивнула и уставилась в пол. — …я не хочу видеть его мерзких детей! — Никто не может тебя заставить. Ты большая и сильная, у тебя свои ноги — тебе и решать, куда идти. Я подняла на нее глаза. На ее усталое лицо падал свет из окна. Я знаю, так бывает. Один кошмарный сон может испортить целый день. — Слышишь? — сказала она, когда я собралась уходить. Она приставила ладонь к уху и прислушалась к звукам с улицы. Наверное, музыка доносилась с пустыря. А может быть, из какого-нибудь телевизора. Но я промолчала. — Ты же не забыла? В воскресенье? Ты и я. Я, конечно, ничего не забыла. И не стала говорить, что сначала иду в цирк с мамой. Наверное, Глория расстроилась бы, если бы узнала. 14. Про ботинки-крокодилки— 41 —
|