|
— Боб. — Так что, — говорю, — неплохо бы это самое?.. Мы решили уйти из казармы в ближайший лесок. Пригласили Годеридзе и Осипенко. Вынули из портфеля четыре бутылки «Зверобоя». Сели на поваленную ель. — Ну, за все хорошее! — сказали тюремщики. Через пять минут брат обнимался с Дерябиным. И между делом задавал ему вопросы: — Как с отоплением? Много ли караульных собак на блокпостах? Соблюдается ли камерный принцип охраны? — Не пропадешь, — заверяли его сверхсрочники. — Хорошая зона, — твердил Годеридзе, — поправишься, отдохнешь, богатырем станешь… — И магазин совсем близко, — вставлял Осипенко, — за переездом… Белое, красное, пиво… Через полчаса Дерябин говорил: — Садитесь, ребятки, пока я жив. А то уволят Леху Дерябина, и будет вам хана… Придут разные деятели с незаконченным высшим образованием… Вспомните тогда Леху Дерябина… Боря записал его домашний телефон. — И я твой запишу, — сказал Дерябин. — Не имеет смысла, — ответил брат, — я через месяц приеду… В электричке на пути домой он говорил: — Пока что все не так уж худо. А я чуть не плакал. Видно, на меня подействовал «Зверобой»… Вскоре начался суд. Брата защищал все тот же адвокат Киселев. Присутствующие то и дело начинали ему аплодировать. Любопытно, что жертвой событий он изобразил моего брата, а вовсе не покойного Коробченко. В заключение он сказал: — Человеческая жизнь напоминает горную дорогу со множеством опасных поворотов. Один из них стал роковым для моего подзащитного. Брату опять дали три года. Теперь уже — строгого режима. В день суда я получил бандероль из Читы. В ней оказалось десять пачек японских сигарет «Хи лайт»… Борю поместили в Обухове. Он написал мне, что лагерь хороший, а вохра — довольно гуманная. Капитан Дерябин оказался человеком слова. Он назначил Борю хлеборезом. Это была завидная номенклатурная должность. За это время жена моего брата успела родить дочку Наташу. Как-то раз она позвонила мне и говорит: — Нам предоставляют общее свидание. Если ты свободен, поедем вместе. Мне одной с грудным ребенком будет трудно. Мы поехали вчетвером — тетка, Лиза, двухмесячная Наташа и я. Был жаркий августовский день. Наташа всю дорогу плакала. Лиза нервничала. У тетки разболелась голова… Мы подъехали к вахте. Затем оказались в комнате свиданий. Кроме нас там было шестеро посетителей. Заключенных отделял стеклянный барьер. Лиза распеленала дочку. Брат все не появлялся. Я подошел к дежурному сверхсрочнику: — 159 —
|