Глобалия

Жил Анрик в длинной и узкой комнатушке, вернее, это был отгороженный кусок темного коридора, переделанный в некое подобие жилья. Стены были совершенно голыми, единственным украшением служила старая шпага с ржавым, мягким острием, когда-то принадлежавшая какому-то бретеру. Эта бесполезная штуковина не годилась даже на то, чтобы ею заколоться, возникни у Анрика такое желание. Итак, ничто не радовало глаз в этой убогой комнатенке. Только на такое жилище и мог рассчитывать студент, получающий пособие на аренду жилья. Если бы Анрик продолжал работать в газете, он мог бы найти на свободном рынке что-нибудь получше. А теперь у него не осталось никакой надежды на то, что он когда-нибудь покинет свою жалкую каморку. Через весь потолок была протянута толстая водопроводная труба, которая держалась на крепежных кольцах. Анрик лежал, не сводя глаз с этих креплений, напоминавших наручники. Такое зрелище как нельзя лучше соответствовало его настроению.

Несчастье Анрика не сводилось к банальной неудаче. В любом случае, крыша над головой у него была, да и голодная смерть ему не грозила. Как всякий гражданин Глобалии, он имел право на пожизненное пособие, именовавшееся «минимумом, необходимым для процветания». Но там, в кабинете Стайперса, молодой человек утратил нечто куда более ценное: возможность воображать свое будущее по собственному вкусу. Анрик всегда мечтал о благородных битвах, в которых он станет самоотверженно сражаться за правду, защищать обиженных, бороться с несправедливостью и невежеством. И вот теперь, когда он наконец сумел показать себя с самой лучшей стороны, его так жестоко наказали за проявленную смелость.

В чем же он провинился? Анрик не переставал об этом думать. Может быть, он выдвинул необоснованные обвинения? Временами он даже был готов признать это. Ведь, в конце концов, найденные им доказательства выглядели не слишком убедительно. Кто поручится, что тот свидетель действительно сидел рядом с заминированной машиной, даже если множество обескураживающих подробностей вроде бы подтверждало эту версию? Не мог Анрик доказать и того, что автомобиль действительно принадлежал Социальной безопасности. А даже если и так, машину вполне могли украсть или специально оставить на крыше отметку, чтобы навести полицию на ложный след.

Но в другие минуты, пытаясь понять, за что его так унизили, Анрик возвращался к главной проблеме. Ведь Стайперс обвинил его вовсе не в ошибке. Он не стал ни обсуждать, ни опровергать аргументы молодого журналиста. Единственное обвинение состояло в том, что Анрик позволил себе думать не так, как все. Стайперс не допускал и мысли, что Анрик имеет право искать правду, если эта правда отличается от мнения властей. Всякий раз, приходя к такому выводу, молодой человек начинал весь трястись от негодования. Лицо его перекашивалось, подбородок дрожал, бородка напоминала громоотвод, исхлестанный ударами молнии, и Анрик изо всех сил сжимал костлявые кулаки.