Глобалия

По забывчивости загубить такой репортаж! Анрик был готов рвать на себе волосы. Молодой журналист, хотя и родился в Денвере, а учился в самых разных уголках планеты, был каталонцем до мозга костей. Так его воспитала бабушка, у которой он долгое время жил после смерти родителей, погибших в автокатастрофе. Гордый, трудолюбивый и обидчивый, любую неудачу он воспринимал как оскорбление и приходил в бешенство при одной мысли о том, что его честь может пострадать.

Когда Анрика оттеснили за оцепление, у него все внутри закипело. Он едва сдержался, чтобы не броситься с кулаками на кого-нибудь из охранников. Бунтарская натура чуть не сыграла с ним злую шутку, но в конце концов она же его и спасла.

Ночь вокруг торгового центра была вся расцвечена голубыми и оранжевыми огнями, которые то и дело вспыхивали на крышах машин скорой помощи, полицейских и пожарных грузовиков, в беспорядке теснившихся на месте происшествия. Начиненная взрывчаткой машина была припаркована возле главного входа, через который покупатели с тележками обычно входят и выходят из магазина.

Оставаться на месте, издалека наблюдая за другими журналистами, не было никакого смысла, и Анрик решил отойти подальше от оцепления, туда, где во множестве суетились спасатели.

Он был невысок ростом, но его сухопарая, сутуловатая фигура, гневно блестящие черные глаза, острая бородка, как у отца, которого он почти не знал, написанные на лице возмущение и ярость придавали ему посреди всеобщего хаоса, царившего на месте катастрофы, нечто комическое или трагическое, в зависимости от обстоятельств, но, так или иначе, театральное.

Он настолько органично смотрелся на фоне этой драмы, что выглядел одним из ее участников. И в конце концов стал таковым.

Анрик любил сочетание белого и красного, и так вышло, что в тот день на нем был костюм, напоминавший форму спасателей. В суматохе один из них принял журналиста за своего и попросил подменить, потому что его самого вызывали на центральную станцию. Уходя, он оставил Анрику свою форменную куртку с номером на спине, решив, что у того она порвалась. Теперь молодой журналист ничем не отличался от спасателей, на животе у него, как и у всех, красовалось изображение бутылки сока и название фирмы-производителя, которая выступала официальным спонсором службы спасения.

И его тут же без всяких церемоний отправили на подмогу группам, курсировавшим от места трагедии к машинам скорой помощи, которые дожидались поодаль с включенными маячками. В каждой группе было по три человека: пострадавшего вел фельдшер, а над ними нависал психолог. Он выслушивал жалобы обоих: и раненого, и врача — и должен был помогать им в реальном времени преодолевать травму, которую один из них пережил на собственном опыте, а другой наблюдал со стороны. Как только пострадавший оказывался в машине скорой помощи, а иногда и еще раньше, его срочно готовили к оказанию первой помощи. Тех, кто был в сознании и мог держать ручку, заставляли подписывать документ, заранее освобождавший врачей от ответственности за все их действия. Если же раненый находился в тяжелом состоянии, приходилось в спешке выяснять координаты родных, чтобы связаться с ними.