Она сидела у окна, и предвечерние лучи касались легких ее волос. — Неужели ты ничего не заметил? — вдруг спросила Надя. «Наследил!» — подумал Джон Смит и огляделся, нет ли «хвоста». — У нас будет ребенок, — сказала Надя. Качнулись на подносе молочные бутылки, со стуком покатились крутые яйца, дрогнул студня брикет. — Надья! — воскликнул разведчик. — Надья! Ит'з бъютифл, ит'з вандерфул! У меня нет слов! Ай кан'т поверить! Аи вонт надеяться! Це дуже гарно! Но почему ты плачешь? Надя достала из сумочки платочек, вытерла слезы и сказала: — Я плачу от счастья. Какое счастье, что я тебя встретила. А представляешь, если бы мы жили в разных частях света?.. С тех пор Джон Смит не знал покоя. Он стал печальным и задумчивым настолько, что однажды, сидя в буфете и рассеянно орудуя вилкой и ножом, отрезал кончик собственного галстука. Вечерами после работы Джон Смит уходил из дому и часами бродил в районе Лубянки, замедляя шаги возле гранитного фасада. Молодые сержанты, которые пили чай с плавленым сыром, сидя возле распахнутых окон, быстро привыкли к высокому сутулому гражданину в драповом пальто и жестами приглашали его зайти. Но шпион со вздохом уходил прочь, махнув рукой. Как-то раз он дольше обычного простоял перед дубовой дверью, потом решительно взялся за ручку и вошел. Младший лейтенант с лицом и манерами старшего лейтенанта проводил его к майору Зотову. Майор, утомленный несовершенством этого мира, поднял глаза. Джон Смит пересек кабинет и со стуком положил на стол перед майором бельгийский браунинг № 2. — Ваши документы! — сказал майор. — У меня фальшивые документы, — виновато произнес диверсант. — Давайте, какие есть, — сказал майор, пряча оружие в ящик письменного стола. Джон Смит вынул паспорт. Майор внимательно перелистал его. — Документы вроде бы в порядке, — сказал он, — а что вам, собственно, угодно? — Да шпион я, шпион! — воскликнул Джон Смит. — Из-за границы, что ли? — Из-за границы. Из Калифорнии я. — Так, — произнес майор Зотов, снимая трубку, — товарищ полковник?! Зотов рапортует. Тут ко мне шпион один явился. Нет, вроде бы тверезый… Что ему надо? Сейчас узнаю. — Что вы, собственно, хотите? — Дело том, что я изменил убеждения, — сказал Джон Смит, — точнее говоря, разочаровался в ценностях, под знаком которых проходила вся моя жизнь. В общем, кому бы тут сдаться? — Товарищ полковник, он сдается. Сдается, говорю, раскаивается… Симпатичный такой. Зажигалку мне подарил в виде пистолета. Ага, понятно. Есть, все понял. — 74 —
|