|
На плите стояла кастрюля с супом, в нем лежала громадная, во все кастрюльное дно, кость. Непомерную эту кость пытались уместить в моей тарелке, что было невозможно, суп выплескивался по бокам; опять обсуждали отъезд; Лена снимала плащ и говорила тихо, без раздражения: «Хуже уже быть не может, значит там точно будет лучше». В августе 90-го моя книжка была в гранках[196], и еще можно было что-то вычеркнуть или дописать, но можно было и теперь оставить все как есть: тексты Сергея, его письма — не менялись. А еще через год следовало бы вычеркнуть только одно слово «писатель» — об этом уже знали все. А пока, в 1975—76-м: «Дорогая Лиля! Спасибо за внимание и дружбу. Московское письмо, которое я алчно распечатал, денег не сулит. Хотят использовать на радио мой bestseller в «Юности». В такой же ситуации алма-атинское радио заплатило 200 рублей. Хаос и беспорядок… Новостей мало. На работу не берут. Первые заработки ожидаются в сентябре. Зато сочиняю много, от отчаяния. Написал мстительный рассказ о журналистах «Высокие мужчины». Заканчиваю третью часть романа. Ну и кукольную пьесу с лживым названием «Не хочу быть знаменитым». Она лежит в трех местах. Пока не вернули. Не могу удержаться и не напечатать для Вас финальную песню оттуда: За право быть самим собой Отважно борется любой, Идет на честный бой, лица не пряча, Чужое имя не к лицу Ни моряку, ни кузнецу, А каждому свое, и не иначе. Нет двойников, все это ложь. Ни на кого ты не похож, У каждого свои дела и мысли, Не могут даже близнецы Похожи быть, как леденцы Или как два ведра на коромысле. Наступит час, в огонь и дым Иди под именем своим, Которое ты честно носишь с детства, И негодуя, и любя, Мы вспомним ИМЕННО тебя, И никуда от этого не деться! Будем сочинять, держаться. Нужно гордиться тем, что тебя считают достойным пострадать за свои взгляды и тот проблеск дарования, которым тебя наградил Господь». И почти сразу, не дожидаясь: «Здравствуйте, безмолвная Лиля! Чего наглухо замолчали? Пришлите хотя бы два многоточия. Если не ответите, я буду думать, что Вы стали партийной журналисткой и чураетесь меня. Изображу в романе! Приезжайте в Ленинград. Покажу адскую богему. Все будет хорошо. Или наоборот». И чуть спустя: «Милая Лиля! Вопреки обыкновению, реагирую не сразу, погрязнув в запое, контрах и литературе. На совещании Северо-Западной молодежи я непременно появлюсь где-то в кулуарах, как ветеран этих мероприятий и как наглядное живое свидетельство всей их практической бесперспективности. — 296 —
|