Дорога перемен

Меня больше не пугают дальнобойщики — после того, как я пересекла всю страну. В большинстве своем они не такие уж и страшные, как кажутся, как и так называемые крутые ребята в школе, которые отказываются бить первыми. Водитель этого грузовика выбрит наголо, от макушки вдоль шеи у него вытатуирована змея. Я улыбаюсь ему.

— Пытаюсь добраться до Нью-Гэмпшира.

Водитель недоуменно таращится, как будто я назвала штат, о котором он раньше никогда не слышал. Он что-то громко произносит, явно обращаясь не ко мне, и неожиданно на пассажирском сиденье появляется еще один человек. Я не сразу понимаю, кто это — парень или девушка, но такое впечатление, что этот человек только-только проснулся. Она — нет, все-таки он — взъерошивает волосы, сморкается, прочищая нос. Меня вновь пробивает дрожь — я понимаю, что для меня в кабине места нет.

— Слушай, — говорит водитель, — а ты, случайно, не из дома сбежала?

— Нет.

— Она что, дура? — Он искоса смотрит на меня. — Мы несовершеннолетних не подвозим.

— Несовершеннолетних? Мне восемнадцать. Я просто сейчас так выгляжу. Уже несколько часов голосую.

Парень на пассажирском сиденье в рубашке «Уайт снейк» с обрезанными рукавами поворачивается в мою сторону и усмехается. Двух передних зубов у него не хватает.

— Восемнадцать, говоришь? — Сейчас я впервые понимаю, что значит, когда тебя раздевают глазами. Скрещиваю руки на груди. — Пусть лезет в кузов, Спад. Поедет с остальным мясом.

Оба начинают истерически хохотать.

— В кузов?

Парень в «Уайт снейк» указывает большим пальцем.

— Подними щеколду и хорошо запри за собой изнутри. И, — он высовывается из окна настолько, что я чувствую в его дыхании запах шоколада, — мы скоро сделаем остановку, крошка. Чтобы немного передохнуть. Очень скоро.

Он хлопает по ладони своего напарника и поднимает окно.

Белый кузов грузовика без каких-либо опознавательных знаков, поэтому я не знаю, чего ожидать от его содержимого. Чтобы открыть щеколду, мне приходится всем своим весом повиснуть на металлической ручке. Я понимаю, что дальнобойщики спешат, поэтому быстро забираюсь внутрь и закрываю дверь с помощью веревки, которую приладили к внутренней обивке кузова.

Окон здесь нет. Темно, хоть глаз выколи, и ужасно холодно. Я вытягиваю руки, как слепец, и нащупываю куриные тушки в полиэтилене и бифштексы на кости. Грузовик подскакивает на ухабах. Через стену из сырого мяса я слышу, как парень в рубашке «Уайт снейк» подпевает песням «Ганз эн Роузес».

Мне кажется, что я умру, сейчас мне намного страшнее, чем ночью на пустынной дороге. Я замерзну до смерти, и когда через два часа они откроют щеколду, я буду синей и скрюченной, как зародыш. «Думай, — велю я себе. — Шевели мозгами. Как, черт возьми, живут эскимосы?»