|
— Георгий Иванович, прошу быть готовым принять под свое начальствование мою дивизию. — Чего? — недоверчиво протянул комбриг, учуяв подвох. — Повторяю: прошу быть готовым принять под свое начальствование нашу дивизию. — А на хре… Кхм! — комбриг оглушительно прокашлялся. — А зачем мне эта хвороба? Мне своих — во! Кони подбились, ремонту нет, овса не дают, железо у артиллеристов христом-богом вымаливаю. А ты хочешь дивизию мне навесить? Да шел бы ты, начдив, это… — Иду и потому прошу отнестись к моей просьбе со всей серьезностью. Чусо арестовывает невиновных и тем подрывает авторитет нашей власти и мой лично. Пора ставить вопрос: либо он, либо я. Егор Иванович долго глядел на Алексея. Потом достал платок, вытер взмокший череп и шепотом осведомился: — Ты што, Алеша, сказывся, чи шо? — Пока нет, но дивизию все же прошу… — Начдив, не лезь к волку в зубы! — Позаботьтесь о дивизии, Георгий Иванович. Пожалуйста. На следующее утро начдив выехал в тыл. Ждать приема у чусо оказалось дольше, чем его решения, хотя бывший поручик старался излагать претензии ясно и кратко. — Арестовать, — чусо в мягких сапогах двигался по личному вагону легко, как барс. — Ишь, контрик, — вдруг привстал на носки перед высоким начдивом, уставился в глаза. — И не боишься? — Я требую отпустить на свободу ни в чем не повинных людей. Военспецов, тыловых работников, заложников — всех арестованных по вашему приказу. — Жалко, — помолчав, вздохнул чусо. — Такой смелый — и враг советской власти. Он явно ожидал, что, уже обезоруженный, начдив, стоявший под охраной двух молодцов в английских френчах, станет спорить, утверждать, что он не враг, не изменник, не предатель. Тем самым этот бывший офицеришко стал бы спасать себя, а не тех, ради кого прискакал с передовой, и главное противоречие можно было бы считать устраненным. Но молодой начдив по-прежнему чеканил: — Я требую немедленного освобождения… — Жаль, — уже жестко повторил хозяин салон-вагона. — Изменников расстреливают без суда. Распорядитесь. И распорядились бы — тогда такие проблемы решались просто. И расстреляли бы, но тут без стука вошел увешанный оружием начальник охраны. Не глядя на приговоренного, пересек вагон и, почтительно склонившись, зашептал чусо в ухо. Начдиву показалось, что хозяин бросил встревоженный взгляд на зашторенные окна; терять было нечего. Алексей шагнул к окну и отдернул штору. — 264 —
|