— Вот-с, — сказал он, уведя Минина в кабинет, пока накрывали к чаю. — Не сочтите за пир во время чумы. — Мы так благодарны вам и Руфине Эрастовне, Николай Иванович. — Да, чума тут ни при чем. Заскорузлый пример. Однако что предпринимают германцы? — Внешне соблюдается перемирие, насколько мне известно. Но на Украине и в Лифляндии они продвигаются вперед. Без боев, просто занимают оставляемые нами позиции. Думаю, что именно поэтому и затягивают переговоры в Брест-Литовске. — Не хватает только самозванца, — сказал генерал, но тут же сдал назад, испугавшись почему-то аналогии с Лениным. — Конечно, я понимаю, дело народа — решать. И в этом смысле Учредительное собрание, не оправдав надежд интеллигенции, оправдало надежды масс. Возможно, возможно. — Раньше вы спорили более определенно, — улыбнулся Федос Платонович. — Перековался, — проворчал Олексин. — Где-то я прочитал, что нам теперь предстоит перековываться, перевоспитываться, пересматриваться. Словом, «пере», а эта приставка всегда означает нечто чересчур. Перестарался, перегнул палку, переусердствовал. — Новое не может свалиться с неба. А старое… — Старое всегда путается под ногами. — Старое обладает бесценным опытом, Николай Иванович. Его ни за какие деньги не купишь. Значит, надо убеждать служить народу не за страх, а за совесть. — Страх, следовательно, не исключаете? — Хотел бы исключить. Только Юга боюсь. А если мы боимся, должны и нас побаиваться. — Возможно, вы правы, — нехотя согласился генерал. — Пойдемте, однако, чай пить. Дамы заждались. Жизнь в Княжом текла размеренно и спокойно. Минин, несколько раз наведавшись в село и организовав там ячейку из фронтовиков, к работе в школе так и не приступил. И кашель мучил, и одышка, и слабость, и Татьяна уж очень резко возражала. Он полеживал, пил отвары, которые готовила Руфина Эрастовна, гулял, много читал. Татьяна вела все уроки, уговорила отца прочитать курс истории, но он очень увлекался разбором отгремевших сражений, хотя весьма старался и штудировал Соловьева. А Варвара забросила даже музыку, занималась детьми и странно замкнулась в себе. Тучи уже клубились над Россией, зарницами грядущих боев полыхая на Юге, и на обманчивый отблеск этих зарниц тянулось не простившее развала армии офицерство, обманутая интеллигенция, растерявшая все буржуазия, да и вообще те, чья мечта воплощалась в иной России — и более упорядоченной, и более демократической. Побросавшие части солдаты группами и в одиночку пробирались в свои деревни, а вразрез всем этим потокам офицеры из дворян, растеряв иллюзии и части, всеми правдами и неправдами стремились в центральную Россию, где сохранились еще старые семейные гнезда. Великое перемещение народов уже началось, и не было сил, способных остановить эти стихийные людские течения. — 188 —
|