Ничего вроде бы в городе не изменилось. Пожаров не было, криков тоже, стрелять перестали, и единственной метой новой жизни оказалась непривычная для чинного центра губернского города замусоренность улиц. То ли дворники боялись убирать, то ли не желали, то ли не справлялись, а только Василий Парамонович шуршал листовками, обрывками плакатов, воззваний и приказов, будто осенними листьями. Будто гулял себе чинно по Лопатинскому саду в пору бабьего лета. Но лето (особо — бабье лето) уже было отменено. Не декретом, разумеется, а тем наступающим безвременьем, от которого в воспоминаниях почему-то остаются только вьюги, дожди, слякоть да серое небо в овчинку размером. Дом Кучновых лежал ниже: хоть его отец и вторгся в аристократический центр, но — с краюшка, застенчиво и осторожно. Эта олицетворенная домом Кучновых осторожность и вела сейчас наследника переулочками, проходными дворами, прижимала к стенам и велела слушать. Так, слушая и прижимаясь, Василий Парамонович и добрался в конце концов до родительского угла. Остановился, присмотрелся — вроде бы свет в дворницкой увидел, обрадовался, от стены оторвался, шагнул. — Стой! Двое откуда-то вынырнули. Один с винтовкой, у другого — наган, и Василий Парамонович не просто замер, но и поднял обе руки. — Кучнов я. Из купцов. Скобяной товар, фирма «Кучнов и сын». — Куда идешь, сукин сын? — Дом, вот. Поглядеть. Мой дом. Перестраивается. Взопрел Кучнов-сын под шубой. Черт его дернул шубу эту… — Ну иди, гляди. Документ есть? — Конечно, как можно. — Иди, иди. Провели в дворницкую. Дворника не было, за столом с чадящей керосиновой лампой сидел хмурый усатый мужчина, молодой человек в студенческой тужурке и румяный солдат с тыловым лицом. — Вот, поглядывал. Сказал, что дом, мол, осмотреть надо, — сказал тот, что был с наганом. — Ступайте. Разберемся. Часовые вышли. Усатый долго разглядывал Кучнова. И все разглядывали и молчали. Василий Парамонович, обливаясь потом, хотел объяснить, сказать что-то, но только беззвучно открывал рот. Он как-то вдруг постиг, что теперь прав тот, у кого оружие. — Документы. Кучнов, торопясь, протянул. Усатый долго изучал их, а студент спросил: — Какой партии придерживаетесь? — Обыватели мы. — Обыватель, а домина — хоромы, — ухмыльнулся солдат. — Экс… это… Забираем мы его. Для нужд трудового народа. — Берите, берите! — радостно заспешил Василий Парамонович. — Я давно у жены, дом мне без надобности. — Где это — у жены? — спросил усатый. — 122 —
|