|
Завтрак обошелся Шарлотте в три доллара двадцать пять центов: апельсиновый сок, мюсли, ягодный джем и тост. Ужасно дорого. И зачем она взяла этот тост? Может, вернуть его и попросить деньги обратно? Ну уж нет. Шарлотта прекрасно знала, что даже в самом смелом настроении она не тот человек, который может бросить вызов окружающему миру, рискуя привлечь тем самым к себе внимание… А хорошее бодрое настроение – оно ведь тоже не бесконечно. Шарлотта уже чувствовала, что заряд бодрости, который у нее был с утра, начинает подходить к концу. Держа поднос в руках, она повела Эдама в тот самый дальний угол за невысокой перегородкой, ограничивающей тайский сектор кафетерия, где она когда-то – как же давно это было! – разговаривала с Джоджо; впрочем, на этот раз спиной к залу села Шарлотта. Почему она так поступила, почему выбрала именно этот столик и именно этот стул – девушка прекрасно понимала, но боялась даже мысленно сформулировать для себя причины этого. Они сели за столик; Эдам выглядел совершенно счастливым человеком. Никогда еще Шарлотта не видела его таким довольным. Нет, конечно, ей и раньше приходилось видеть Эдама в хорошем настроении – но обычно после какого-нибудь интеллектуального или морального поединка Он, например, любил поспорить или даже поругаться с Гретом и другими мутантами на какую-нибудь отвлеченную, далекую от повседневной жизни тему. Соперниками они были достойными, и ему нравилась такая равная борьба. Борьба, противостояние, поиски выхода из трудной ситуации – вот была истинная стихия существования Эдама. Например, он был охвачен страстью к ней, но если ему хотелось поцеловать ее, приходилось соображать, следует ли снять очки и куда их девать, – вот вам и борьба. И эта неловкая ситуация не угнетала, а напротив, приободряла его. В последнее время он вообще старался выражать свои чувства с должной страстью, но так, чтобы не казаться «ботаником», – вот вам и еще один пример борьбы. Да, если рядом не было внешнего противника, Эдам готов был бороться сам с собой. В общем, назвать его человеком, отрешенным от мирской суеты, спокойным и внутренне ленивым было решительно невозможно. Тем более не выглядел он таким в это утро. – Не помню, рассказывал я тебе или нет, – сказал Эдам, раскачиваясь на стуле с видом человека, который достиг абсолютно всего в жизни, – но я на младшем курсе в первом семестре ездил в Японию. Я там целую неделю пробыл в маленькой рыбацкой деревушке на берегу океана, в двух часах езды на поезде от Токио. Я жил в японской семье. Знаешь, почему я это вспомнил? У них на завтрак бывает совершенно другая еда, чем у нас. Вот посмотри: большинство людей ест на завтрак то, что никогда не ест дальше в течение дня. Сок, мюсли, бананы, яйца, блинчики, французские тосты, английские булочки, датский сыр. – Неожиданно он ухмыльнулся, явно довольный собой. – Хм-м-м! Никогда не обращал внимания, что завтрак имеет такую панъевропейскую терминологию! Вот уж точно – типично американский стиль: придумывать для самой простой еды иностранные названия. Кофе по-гречески? Впрочем, нет, я что-то не замечал, чтобы кто-нибудь у нас налегал за завтраком на кофе по-гречески. Ну, в общем, неважно. Главное, что после завтрака мы словно зачеркиваем для себя какую-то часть меню и больше не вкушаем эти блюда до следующего утра. А знаешь, что едят на завтрак жители маленькой деревушки вроде той, где я побывал? Они доедают то, что осталось от ужина. Рыбный суп, разогретый рис, какие-то клецки, обжаренные в масле, – но это, конечно, если они с вечера остались; самое интересное, что все это кажется очень вкусным и совершенно другим, не таким, как накануне. Вот видишь: буквально по одной маленькой детали – по меню для завтрака – можно проследить, насколько сильно отличаются друг от друга два народа, два стереотипа поведения, две культуры. Для начала… — 706 —
|