Через несколько часов – сколько именно времени прошло, она понятия не имела, – ее разбудила Беверли, вернувшаяся домой… ну, вернулась, и ладно… На этот раз прикидываться спящей Шарлотте не понадобилось; впрочем, и Беверли, похоже, не собиралась настаивать на продолжении так неудачно начавшегося вечера воспоминаний. На следующее утро, в понедельник, Шарлотте никак не удавалось заставить себя встать. Будильник звонил раз за разом каждые десять минут, и она с той же методичностью давила на кнопку, уверяя себя, что уж в следующий-то раз непременно оторвет голову от подушки и, немного поторопившись, успеет сделать все, что запланировала на утро. А где же Беверли? Ушла, слава Богу. А впрочем, какой смысл в том, чтобы вставать, собираться и куда-то идти, будь то занятия или что-нибудь еще? Что, собственно говоря, ждет ее впереди, если, конечно, не считать бесконечных и не слишком приятных расспросов Беттины – если та вообще будет с ней разговаривать после того, как Шарлотта нахамила ей по телефону, – и Мими? Ну да, а рано или поздно и Беверли, явно почуявшая запах крови, все же возьмет след и в самый неподходящий момент пристанет к ней уже не с расспросами, а с настоящим инквизиторским допросом. В общем, вплоть до самых каникул по случаю Дня Благодарения – а это будет через две недели – ничего хорошего от жизни ждать не приходилось. Выбор возможных моделей поведения тоже не поражал воображения своим разнообразием: закопаться в библиотеке, сидеть там, писать потихоньку рефераты и прочие домашние работы и стараться не видеться ни с кем из знакомых… Господи, да ведь уже без десяти десять – а этот чертов семинар по современной драматургии как раз начинается в десять! А может… пошло оно все? Терять-то уже нечего. На мгновение Шарлотта почувствовала себя аллегорической статуей Самоуничижения, стоящей на пьедестале и улыбающейся аллегорической фигуре Скорби. Но здравый смысл возобладал. Не то чтобы ей очень захотелось идти на «любимый» семинар, но она просто призналась себе в том, что, прогуляв пару и провалявшись это время в постели, потом будет чувствовать себя еще хуже. Девушка пулей вылетела из постели. Под ногами, там, где Шарлотта их бросила, валялись ее джинсы. «Дизель»… те самые джинсы, которые, казалось, были нужны ей просто позарез… Сейчас ее перекосило от одного взгляда на них. Шарлотта поспешила надеть все то же старое платье с набивным рисунком, а поверх него – не менее заслуженный толстый бледно-голубой свитер, собственноручно связанный тетей Бетти и подаренный ей несколько лет назад. Сандалии на ноги – и бегом на выход. У нее не было времени даже причесаться. Уже взявшись за дверную ручку, Шарлотта вдруг вспомнила, что чуть не оставила на столе подготовленную накануне письменную работу. Она развернулась, подбежала к столу… черт возьми!.. ни в какую библиотеку она ведь вчера так и не пошла, реферат так и не распечатала! Проклиная себя за лень и сонливость, Шарлотта схватила исписанные листки и выскочила в коридор. Едва оказавшись на улице, она перешла на бег – точнее, на спринт, – чтобы как можно быстрее добраться до библиотеки. Черт! В сандалиях особо не разбежишься! Она решительно сорвала их с ног, схватила в левую руку и, сжимая в правой листки с домашней работой, помчалась босиком. Развив наконец полную скорость, Шарлотта на всех парах летела по диагонали через двор, по боковой дорожке, а затем через Главный двор по направлению к величественному, в три этажа высотой, парадному входу в Дьюпонтскую мемориальную библиотеку. Попадавшиеся ей навстречу студенты так и ржали, когда она пробегала мимо, – что ж, она действительно представляла собой комичное зрелище: листочки в одной руке, сандалии в другой, босая, непричесанная. О'ке-е-е-е-ей… Добралась. Шарлотта как бронебойная пуля пронеслась через всю библиотеку к компьютерному классу. Едва ли не впервые она ни на миг не задержалась в огромном холле и не посмотрела, запрокинув голову вверх, на уходящий на много этажей вверх сводчатый готический потолок. Вслед ей по-прежнему доносился смех. И чем дальше она бежала, тем громче и откровеннее смеялись над ней все встречные. Что ж, с точки зрения среднего дьюпонтского студента, эта жалкая тень некоей Шарлотты Симмонс, бледная, босая и растрепанная, была достойным осмеяния объектом. — 572 —
|