|
– Так что, сложила вещи-то? – переспросил он, подойдя к Шарлотте вплотную. Улыбка по-прежнему не сходила с его лица. Шарлотта готова была боготворить эту улыбку: она была знаком, символом, даже документом, удостоверяющим ее право на существование в этом мире. Наплевать, как она одета, наплевать, что они о ней думают, – она теперь находится в защитном поле крутизны самого крутого из крутых – Хойта Торпа. Вот только как ответить на его вопрос, Шарлотта не знала. Нельзя же просто взять эту дурацкую сумку и… – Нет, пока не успела, – сказала она. А голос-то куда подевался? «Пока не успела»! Неужели две какие-то самодовольные дуры могут так запросто выбить ее из колеи? – Да что вы все, сговорились, что ли? – весело воскликнул Хойт. – Сколько тормозить-то можно? Нам, между прочим, еще рулить и рулить, а там ведь уже официанты по линеечке выстроились – думают, что мы вот-вот подъедем. Хрень всякую по столам разложили, а мы тут того и гляди до утра протрахаемся. Где народ-то? Вэнса вижу, а остальные где? – Повернувшись к машине, Хойт заметил Джулиана и обернулся к крыльцу. Естественно, тут ему на глаза попались вэнсовская Крисси и та вторая, блондинка – Ты знакома с Крисси и Николь? У Шарлотты упало сердце. Крисси и Николь. Как же она сразу не обратила внимания? Имя хотя бы одной из этих двух девушек должно было заканчиваться на «и». Шарлотта уже давно заметила эту закономерность – здесь, в Дьюпонте, имена всех самых крутых девушек, как на подбор, заканчивались на «и»: Беверли, Кортни, Уитли, Кингсли, Тинсли, Эйвери, а теперь вот Крисси. Конечно, была еще и Николь… и Эрика… но при одном воспоминании об Эрике сердце Шарлотты рухнуло еще ниже. Как же тихо, хрипло и жалко прозвучало ее «Привет» – и как, оказывается, много может сказать о тебе одно-единственное слово: как ты не уверена в себе, какая ты еще маленькая, серенькая, убогая, забитая, незрелая, слабая, незначительная. Поздоровайся с людьми вот так, как ты только что сделала, и они сразу поймут: ты стесняешься и стыдишься не только самой себя, но и всего, что связано с твоей прошлой, додьюпонтской жизнью. – А это Шарлотта, – сказал Хойт, указывая на нее – видимо, на тот случай, если девушки ее действительно еще не заметили. О Господи, ну конечно, все как она и предполагала. Только еще хуже. Девочки на «и» не сочли нужным унижаться до того, чтобы произнести в ответ хоть что-нибудь. Правда, им пришлось признать, что если не саму Шарлотту, то по крайней мере Хойта они заметили. Тот жест, который каждая из них соизволила сделать ручкой, никак не тянул на приветствие – так, легкое движение запястья и непроизвольно вздрогнувшая при этом кисть… а эта ледяная неживая улыбка… точно такая же, какой «одаряла» ее Эрика, когда заходила к Беверли в гости… Губы слегка приоткрылись, и уголки их даже чуть-чуть приподнялись, но глаза при этом оставались холодными и безжизненными, а в изломе бровей читалась презрительная снисходительность умудренных жизнью женщин, бесконечно уставших за свои долгие двадцать с лишним лет. — 494 —
|