Я Шарлотта Симмонс

– Послушай меня, Шарлотта. Они не принимают тебя, а поскольку ты не гонишься за тем, чтобы тебя признали своей, их это злит и раздражает. И в то же время ты им интересна – и с этим они ничего не могут поделать. Если ты скажешь, что сама этого не заметила, я в тебе просто разочаруюсь. Они готовы напиться и выставить себя на посмешище, лишь бы продемонстрировать тебе, до чего ты им неинтересна. Из всего, что было сказано на выпускной церемонии, эти парни усвоили только одно: в числе их одноклассниц есть действительно необыкновенная девушка, до того необыкновенная, что вот-вот уедет из округа Аллегани намного дальше, чем кто-либо из них когда-либо бывал, далеко за хребет Голубых гор. Эта девушка выше их всех, вместе взятых, и ей предстоит прожить совсем не такую жизнь, как остальным. Неужели ты думаешь, что это никого не разозлит, не заставит затаить обиду? Помнишь, как мы с тобой читали о Ницше, немецком философе? Он считал, что люди похожи на тарантулов. Больше всего они бывают довольны, когда им удается сделать гадость тому, кто поднялся выше них, и увидеть его падение. Такие люди всегда будут встречаться тебе в жизни, и ты должна научиться узнавать их с первого взгляда и вести себя с ними соответственно. Все эти ребята, – мисс Пеннингтон тряхнула головой и сделала пренебрежительный жест рукой, – тоже мои ученики, и еще вчера, до выпуска, я бы не стала говорить с тобой об этом, но сегодня уже можно: ни один из них не стоит того, чтобы тратить силы даже на то, чтобы специально не обращать на них внимание.

– Да я понимаю, – ответила девушка таким голосом, что сразу же стало ясно: ничего-то она не поняла.

– Шарлотта! – сказала мисс Пеннингтон. Она даже подняла руки, словно хотела взять девушку за плечи и хорошенько встряхнуть, хотя на самом деле никогда не поступала столь демонстративно. – Да проснись же! Скоро все это действительно останется для тебя позади. Не пройдет и десяти лет, как эти парни станут всем хвастаться, что они были хорошо с тобой знакомы – и даже якобы считались твоими друзьями. А уж какой ты была красивой, умной и милой – тут они превзойдут сами себя, расписывая твои достоинства. Да, сейчас им трудно смириться с этой мыслью, но уверяю тебя, в глубине души даже они гордятся тобой, просто выражают это по-своему. Все, понимаешь, все окружающие ждут от тебя чего-то необыкновенного. Знаешь, я сейчас, пожалуй, скажу тебе кое-что, чего говорить, наверное, не следовало бы. Я уже один раз собиралась поговорить об этом, когда мы ездили в Вашингтон, но тогда подумала, что это может быть ошибкой, и решила подождать, пока ты не получишь аттестат. Ну вот… сегодня ты его получила. – Мисс Пеннингтон помолчала и снова улыбнулась той же мудрой улыбкой человека, хорошо знающего жизнь. – Понимаешь, мне ведь прекрасно известно, что думают бывшие старшеклассники о своих учителях, но это меня никогда не обижало и не задевало. Мне даже и в голову не приходило как-нибудь объясняться с ними и доказывать, что они неправы. Радость нашей работы совсем в другом: когда ты видишь, что ребенок чего-то добивается, когда он поднимается на новый уровень в понимании литературы или истории, или… или… да неважно чего, просто когда ты сознаешь, что без тебя ребенок бы этого не достиг, вот в этом и состоит для тебя удовлетворение, награда, которую трудно описать словами – по крайней мере, мне. Хотя бы чуть-чуть, но ты помогаешь становлению новой личности. В этом и заключается главная ценность работы учителя. А если учителю так повезло, что ему встретился ученик – тот самый, один-единственный ученик – вроде, например, Шарлотты Симмонс, и ты с ним работаешь четыре года и видишь, как он растет и превращается в то, чем является сегодня, то, значит, не напрасными были сорок лет, потраченные на преподавание, со всем их напряжением и борьбой. Выпустить такую ученицу, как ты, – это и есть высшее достижение в моей карьере. Так что учти: я просто не позволю тебе оглядываться назад. Ты должна, нет, ты обязана смотреть вперед, в будущее. Обещай мне это. За все, что я для тебя сделала, я возьму с тебя только это единственное обещание.