Между деревьями гулял ветер. Вновь раздались тихие звуки, которые я уловил раньше: топот копыт, ритмичное позвякивание, громыхание деревянного экипажа. Затем эти звуки заглушил шелест листьев. Я еще немного послушал, но безуспешно. Пришлось снова вернуться в машину. Стоя на дороге, я был совершенно спокоен – можно сказать, безмятежен – а когда двинулся с места, ощутил сильнейшее раздражение, смешанное со страхом и злостью. Мои родители приехали, а я, далеко не завершив приготовления, нахожусь здесь – более того, удаляюсь от концертного зала, чтобы заняться совершенно другими делами. Недоумевая, как такое могло произойти, я ехал по лесу; гнев во мне возрастал – и я решил наконец, что при первой возможности сверну свою миссию и как можно скорее вернусь назад. Но далее мне пришло в голову, что я понятия не имею, как добраться до квартиры Софи, и даже не уверен, правильно ли выбрал дорогу. Меня охватило чувство безнадежности, но я спешил дальше, а передо мной, освещенный фарами, расступался лес. Внезапно я заметил две фигуры, махавшие мне руками. Они стояли прямо на дороге; когда я приблизился, они отступили в сторону, но не перестали отчаянно сигналить. Замедлив ход, я разглядел группу из пяти или шести человек, которые расположились лагерем на обочине вокруг переносной печки. Сперва я подумал, что это бродяги, но потом увидел склоняющихся к окошку машины женщину средних лет в нарядном платье и седовласого мужчину в костюме. Прочие (они сидели вокруг печки на, как мне показалось, перевернутых ящиках) тоже поднялись и стали приближаться к автомобилю. У всех в руках, как я заметил, были жестяные кружки. Когда я опустил стекло, женщина, заглядывая в машину, произнесла: – Какая удача, что вы нам подвернулись. Видите ли, мы заспорили и никак не можем прийти к согласию. Это всегда бывает так неприятно, правда? Когда нужно что‑нибудь делать, никак невозможно договориться. – Однако, – веско добавил седовласый господин в костюме, – в скором времени договориться все‑таки придется. Прежде чем они успели что‑либо добавить, я разглядел мужчину, который подошел вслед за ними и тоже наклонился к окошку: это оказался Джеффри Сондерс, мой школьный приятель. Узнав меня, он протолкался вперед и постучал по дверце машины. – А я все гадал, когда снова тебя увижу, – сказал он, – Честно говоря, уже начинал серчать. За то, что ты никак не заглянешь на чашку чая. И за твое высказывание и все такое. Впрочем, наверное, теперь не время в это углубляться. И все же ты малость перегнул палку, старина. Не обижайся. Выходи‑ка лучше. – С этими словами он открыл дверцу и отступил в сторону. Я собирался запротестовать, но он продолжил: – Выпей кофе. А потом послушаешь, из‑за чего у нас вышел спор. — 285 —
|