|
– Прошу прощения, сэр, что заставил вас сюда явиться. Досадно, что такое приключилось, и не когда‑нибудь, а именно сегодня. Как раз когда вы собираетесь оказать нам такую великую услугу. – Да‑да, – быстро вставил я, – но не в этом дело. Как вы себя чувствуете? – Я присел на корточки рядом с ним. – Кажется, не очень. Думаю, позже придется отправиться в больницу и кое‑что уладить. Он умолк, потому что по его телу вновь пробежала волна. Несколько секунд на матрасе продолжалась подспудная борьба, во время которой старый носильщик прикрыл глаза. Затем он разомкнул веки и произнес: – Мне нужно поговорить с вами, сэр. Обсудить некоторые вопросы. – Пожалуйста, позвольте сразу вас заверить, что я по‑прежнему на вашей стороне. Собственно, мне даже не терпится открыть сегодня всей публике, насколько несправедливому обращению подвергались годами вы и ваши коллеги. Я решительно намерен указать на многочисленные случаи непонимания… Я остановился, заметив, что Густав пытается что‑то сказать. – Я ни минуты не сомневался, сэр, – немного помолчав, произнес он, – что вы сдержите слово. Очень признателен вам за намерение выступить в нашу защиту. Но я хотел поговорить о другом. – Он снова сделал паузу: безмолвная борьба под одеялом повторилась. – В самом деле, – сказал я, – мне кажется, разумнее было бы вам сию же минуту отправиться в больницу… – Нет‑нет. Прошу вас. Если я поеду в больницу, может быть, уже будет поздно. Видите ли, сейчас самое время поговорить с ней. С Софи, я имею в виду. Мне действительно нужно с ней поговорить. Я знаю, вы сегодня очень заняты, но дело в том, что, кроме вас, никто не знает. О том, как мы относимся друг к другу и что между собой решили. Я знаю, сэр, что прошу слишком многого, но не согласитесь ли вы пойти и объясниться с ней? Кроме вас, это сделать некому. – Простите, – отозвался я, искренне недоумевая, – о каком объяснении идет речь? – Объяснить ей, сэр. Почему наше соглашение… почему его теперь нужно разорвать. Убедить ее будет нелегко, после всех этих лет. Но вы могли бы попытаться втолковать ей, что час настал. Я понимаю, что прошу слишком многого, но у вас еще есть немного времени перед выходом на сцену. И, как я сказал, вы единственный, кто знает… Он умолк, и по его телу пробежала новая волна боли. Я чувствовал, как под одеялом напряглись все его мышцы, но на этот раз он не отрывал от меня взгляда и не закрыл глаза, даже когда все тело тряслось. Когда он расслабился, я произнес: — 279 —
|